между облаками, дорога то серебрилась, то погружалась в непроглядную тьму, и мы забредали в заросли ежевики или вереска, росшего по обочинам. Наконец мы подошли к деревянным воротам с высокими каменными столбами и, поглядев сквозь решетку, увидели длинную дубовую аллею, а в глубине этого мрачного туннеля бледный лик дома, тускло светящийся под луной.
С меня было вполне достаточно одного вида этого дома и вздохов и стонов ночного ветра в ветвях. Но Джим распахнул калитку, и мы двинулись по аллее, а гравий поскрипывал у нас под ногами. Старый дом вздымался высоко в небо, на стеклах множества окошек мерцали лунные блики, три его стены омывал ручей. Вскоре мы приблизились к высокой двери под аркой, сбоку от нее висела на петлях решетка.
– Нам повезло, Родди, – прошептал Джим. – Одно окно открыто.
– А может, хватит, а, Джим? – сказал я, стуча зубами от страха.
– Я тебя подсажу.
– Нет-нет, я не хочу первый.
– Тогда я сам полезу.
Он ухватился за подоконник, и вот его колено уже на окне.
– Ну, Родди, давай руки.
Рывком он подтянул меня вверх, и в следующее мгновение мы оба были в доме с привидениями.
Деревянный пол гулко охнул, когда мы спрыгнули с подоконника, казалось, внизу глухими раскатами отдавалось эхо. Мы застыли на месте, но тут Джим расхохотался.
– Ну совсем как старый барабан! – воскликнул он. – Сейчас засветим огонь, Родди, и поглядим, что тут есть.
У него в кармане оказались свеча и трутница. Пламя разгорелось, и мы увидели каменный свод и широкие сосновые полки, уставленные запыленной посудой. Мы попали в буфетную.
– Сейчас я покажу тебе дом, – весело сказал Джим и, распахнув дверь, первым вступил в зал. Помню высокие, с дубовыми панелями стены, украшенные оленьими головами, и в углу – белый мраморный бюст, при виде которого у меня сердце ушло в пятки. Отсюда можно было попасть во многие комнаты, и мы переходили из одной в другую – кухня, посудная, малая гостиная, столовая, – и всюду так же удушливо пахло пылью и плесенью.
– Тут они играли в карты, Джим, – вполголоса сказал я. – Вот за этим самым столом.
– Смотри-ка, и карты еще лежат! – воскликнул Джим и снял со столика побуревшее полотенце. Под ним и в самом деле оказались игральные карты, колод сорок, не меньше, – они лежали на этом месте с той самой трагической ночи, когда здесь играли в последний раз – еще до того, как я родился.
– Интересно, куда ведет эта лестница? – сказал Джим.
– Не ходи туда! – закричал я и схватил его за руку. – Она, наверно, ведет в комнату, где его убили.
– Откуда ты знаешь?
– Священник говорил, что на потолке они увидели… Ой, Джим, и сейчас видно!
Он поднял свечу – прямо над нами на белой штукатурке темнело большое пятно.
– Кажется, ты прав, – сказал Джим, – но я все равно пойду погляжу.
– Не надо, Джим, не надо! – взмолился я.
–
