локоны были собраны высоко на затылке и заколоты перламутровым гребнем, а на открывшейся длинной шее, смуглой и чуть изогнутой, красовалась тоненькая жемчужная ниточка – мамин подарок на поступление. Все заметили, что Лиза как-то сразу повзрослела и очень похорошела. Молчал только Паша, он отводил глаза и сосредоточенно накладывал салат в тарелки жены и тещи. Муся все время вскакивала и танцевала со всеми подряд знакомыми и незнакомыми мужчинами. Она говорила колкости, Лизку назвала кремовым пупсом, а ее маму Карабасихой.
В процессе очередной дикой пляски Муська сломала каблук и, угомонившись, вышла покурить. Лиза пошла за ней следом. Этого никто не заметил, даже Паша, а потом, когда они вернулись, Муся заявила во всеуслышание, что теперь Лиза ее аккомпаниатор, что Пашу она с этой должности увольняет, а Лиза – прелесть, и они будут с ней дружить. Весь остаток вечера они провели вдвоем. Муся что-то возбужденно рассказывала Лизе, а Лиза внимательно и напряженно слушала. Паша с тревогой наблюдал за внезапно возникшей близостью двух женщин и понимал, что это неспроста. Как же удалось этой девочке так быстро расположить к себе его жену, умницу и злюку. «Что это? Зачем ей это, что задумала?» – спрашивал себя Паша. Очень скоро он получил ответы на эти вопросы.
Лиза стала часто бывать в их доме. Муська зазывала ее по поводу и без повода. Они действительно сели репетировать Сибелиуса, но играли меньше, чем шептались. Однажды он, вроде в шутку, поинтересовался, уж не о нем ли девушки толкуют, на что Муся сказала: «А то о ком же еще?» И добавила: «Мы тебя уже по косточкам разложили, а потом собрали, да что-то парочка осталась, не косточек, правда, а мягких мест, вроде как уже без надобности». Паша злился на Мусю, подозрительно косился на Лизу. Но, как ни странно, его все-таки радовало то, что его ученица, совершенно не скрывая, ищет любой предлог, чтобы с ним увидеться.
«Это что же, может, она в меня действительно влюбилась? – думал Паша, замирая от Лизочкиного голоса, смеха, но тут же гнал от себя наваждение. – Нет, не может быть, обычная гормональная болезнь роста, проходящая без особых осложнений для организма, как все болезни детского возраста».
Музыкальная общественность города была возбуждена предстоящими гастролями «безумного француза», пианиста и композитора, последователя нововенской школы и родоначальника ультрамодного направления в современной музыке. Он ехал по приглашению консерватории и самого Анисова. Поговаривали, что француз несколько дней проведет у Анисова на даче и особо приближенные к профессору смогут лично познакомиться и услышать «живую легенду». Паша, конечно, принадлежал к таким везунчикам, но Муся посеяла в его душу сомнение.
– И не надейся, – сказала она, попивая чаек. – Никто тебя на дачу не пригласит. Ты теперь вроде прокаженного. Ты же отъезженец, а тут иностранец, знаменитость, а рядом переводчик-гэбист, а все вокруг знают, что ты предатель, от тебя лучше подальше держаться.
Паша психанул, но в глубине души допускал Муськину правоту. Хоть уже в стране языки поразвязались
