смерш вонючий! – орал Сюрин, бросая тяжелый транспортный самолет в такое пике, которое с трудом бы выдержал даже его прежний штурмовик «Су-25». – Да я тебя гаденыша сейчас за борт вышвырну – и полетишь со своих десяти тысяч, как фанера над Парижем! Мать твою так, и растак, и распроэтак, с загибом матки вдоль и поперек и наискось…
И вдруг сквозь ругань капитана, свист воздуха и предсмертный скрип не приспособленного для пилотажа «Ан-двенадцатого», Грейфер различил звук, заставивший похолодеть.
Равнодушный щелчок взводимого курка.
С внезапной, леденящей ясностью, от которой перестала кружиться голова, Грейфер осознал, что происходящее – не игра. И через секунду может случиться непоправимое. Для истинного гэбиста люди – мусор. И этот полковник со стеклянными глазами сейчас совершенно спокойно застрелит капитана Сюрина, всучит маску Грейферу, и все равно заставит выполнить приказ. Правда, его уже вряд ли застрелит, поскольку иначе некому будет вести самолет…
– Стоять, полковник!!!! – брызгая кровью, ужасно закричал он.
И перегнувшись через проход, схватил капитана за плечо:
– Серега! Сюрин!!! Капитан, грёбана-рот!!!! Опомнись! Ты не на войне, а у стенки! Да, они скоты, но мы в неравных позициях и ничего не можем с ними сделать! Вспомни о жене и о сыне! Ты должен вернуться в Союз! За штурвалом, а не в цинковом гробу с дыркой в затылке! Плевать на этих бериевских недобитков, давай разберемся. Ты командир корабля, но я старший по званию и я тебе – не конь в пальто! И я, майор Грейфер, приказываю вам, капитан Сюрин – немедленно подчиниться полковнику!
Сюрин осоловело вращал налитыми кровью глазами. Потом вдруг в самом деле опомнился и принял кислородную маску. Перевел двигатели на полный газ и взял штурвал на себя. Старый самолет, которому вероятно, понравилось предсмертное падение, не хотел выходить из пике. Обливаясь кровью, Грейфер изо всех сил тянул свою колонку, чтобы помочь командиру и спасти его непутевую жизнь. Наконец они выровнялись, и Сюрин снова включил автопилот. Сердито тряся концами крыльев, «Ан-12» полез обратно в гору.
– Благодарю за понимание ситуации, майор, – с холодной насмешкой процедил полковник и, убрав пистолет, скрылся за дверью.
– Geh Du nach scheissen, Du Schweinehund! – неожиданно для себя пробормотал Грейфер.
Точного перевода он не помнил; знал лишь, что это очень грязное ругательство. Подслушанное им в глубоком детстве: такими словами, тайком от благовоспитанной семьи, заведующий агросектором отдела сельского хозяйства Целиноградского Совнархоза Отто Грейфер аттестовал несознательных казахов. Которых, тысячелетиями ведших свободную жизнь кочевников, мудрый Никита Сергеевич Хрущев одним постановлением ЦК КПСС хотел превратить в оседлых земледельцев. Но которые не желали ими становиться и проявляли наплевательское равнодушие к посевам, всходам, урожаям…
– Такие вот дела, Серега, и ничего тут не поделаешь, – тяжело дыша, добавил он. – Хреном лома не перешибить, лому нипочем, а ты без хрена останешься.
