– около двух лет – когда я ощущал себя обеспеченным человеком, уверенным не только в завтрашнем, но и в послезавтрашнем днем. Потом…
Впрочем обо всем, что случилось потом, не хочется вспоминать.
Пережив годы полной безысходности, я вроде снова начал подниматься. Переменил несколько видов деятельности, из которых каждая последующая была еще более унылой и безрадостной, нежели предыдущая.
Однако все-таки вернулась минимальная, согласно моим понятиям, обеспеченность. А по меркам среднего российского гражданина наша семья живет очень хорошо, имея всю необходимую технику вплоть до посудомоечной машины, несколько автомобилей, отдыхая летом за границей – причем не по одному разу – и так далее…
С моей же точки зрения нынешняя жизнь подобна балансированию… нет, не на краю пропасти и даже не на перилах балкона.
Над ямой с жидким навозом.
В которой не утонешь до смерти, рано или поздно выберешься, только запах останется надолго.
Но проблема моя заключается не в безвозвратной потере прежнего спокойного благополучия.
Просто совершенно незаметно, шаг за шагом и ступенька за ступенькой, я опустился вниз и сделался другим человеком в отношении к жизни и самому себе.
Когда-то давно я прочитал фразу, которая меня потрясла и навсегда врезалась в память: «Потерпевшие кораблекрушение в океане умирают обычно не от жажды, голода или холода, а от СТРАХА перед неизвестностью».
Это выражение точно описывает мое внутреннее состояние – как, наверное, и большинства моих ровесников, не имеющих родственников среди высших госструктур и не пробившихся в нефтяные монополии.
Страх перед неизвестностью завтрашнего дня точит душу изнутри.
Неизвестность – в России и с некоторого возраста – по определению всегда означает неприятность.
Даже с том случае, если конкретно сейчас некоторая уверенность все-таки есть.
И дело, пожалуй, не в страхе как элементарной эмоции, испытываемой осознанно.
Этот страх неизбежного завтра обрушился внезапно и ударил, подобно разряду смертоносной молнии.
Он прошел сквозь меня, сжигая нервные клетки и опустошая самые отдаленные уголки сознания.
Убив не меня – а мой собственный интерес к жизни.
Да, именно так.
Оставаясь внешне привлекательным мужчиной и – жене стоит верить – имея некую абстрактную потребительскую ценность в сторонних глазах, я сделался абсолютно безразличным самому себе.
Потому что в жизни исчезла адекватность. Иными словами, я вдруг обнаружил, что не имею дела, без которого не может жить нормальный мужчина.
Я перестал испытывать положительные эмоции; меня уже ничто не радует в выморочном, вялотекущем существовании.
Кроме, пожалуй, двух последних вещей: выпивки и автомобиля.
Однако здоровье мое, отнюдь не улучшенное годами, лишенными радости бытия, не позволяет
