Он страдает.
Спишь, собака!
Военнослужащего бьют, когда он спит. Так лучше всего. И по голове – лучше всего. Тяжелым – лучше всего. Раз – и готово!
Фамилия у него была Чан, а звали, как Чехова, – Антон Палыч. Наверное, когда называли, хотели нового Чехова.
Он был строен и красив, как болт: большая голова шестьдесят последнего размера, плоская сверху; розовая аккуратная лысина, сбегающая взад и вперед, украшенная родинками, как поляна грибами; седые лохмотья, обмотав уши, залезали на уложенный грядкой затылок; в глазах – потухшая пустыня.
Герой-подводник. К тому же боцман. Двадцать календарей. Ненасытный герой.
Он все время спал. Даже на рулях. Каждую вахту.
Он спал, а командир ходил и ныл – пританцовывая, как художник без кисти: так ему хотелось дать чем-нибудь по этому спящему великолепию. Не было чем. Везде эта лысина. Она его встречала, водила по центральному и нахально блестела в спину.
Штурман появился из штурманской рубки, шлепнув дверью. Под мышкой у него был зажат огромный синий квадратный метр – атлас морей и океанов.
– Стой! Дай-ка сюда эту штуку.
Штурман протянул командиру атлас. Командир легко подбросил тяжелый том.
– Тяжела жисть морского летчика! – пропел командир в верхней точке, бросив взгляд в подволок.
Лысина спело покачивалась и пришепетывала. Атлас, набрав побольше энергии, замер – язык набок, и, привстав, командир срубил ее, давно ждущую своего часа.
Атлас смахнул ее, как муху. Икнув и разметав руки, Чан улетел в прибор, звонко шлепнулся и осел, хватаясь в минуту опасности за рули – единственный источник своих благосостояний.
Рули так здорово переложились на погружение, что сразу же заклинили.
Лодка ринулась вниз. Кто стоял – побежал головой в переборку; кто сидел – вылетел с изяществом пробки; в каютах падали с коек.
– ПОЛНЫЙ НАЗАД! ПУЗЫРЬ В НОС! – орал по-боевому ошалевший командир.
Долго и мучительно выбирались из зовущей бездны. Долго и мучительно, замирая, вздрагивая вместе с лодкой, глотая воздух.
С тех пор, чуть чего, командир просто выбивал пальчиками по лысине Антон Палыча, как по крышке рояля, музыкальную дробь.
– Ан-то-ша, – осторожно наклонялся он к самому его уху, чтоб ничего больше не получилось. – Спишь? Спишь, собака…
Оздоровление
Как ноготь на большом пальце правой ноги старпома может внезапно оздоровить весь экипаж? А вот как!
От долгого сидения на жестком «железе» толстый, желтый, словно прокуренный ноготь на большом пальце правой ноги старпома впился ему в тело. Это легендарное событие было совмещено со смешками в гальюне и рекомендациями чаще мыть ноги и резать ногти. Кают-компания ехидничала:
– Монтигомо Ястребиный Коготь.
– Григорий Гаврилович до того загружен предъядерной возней, что ему даже ногти постричь некогда.
– И
