на улице, лениво прогуливаясь взад-вперед. И с привычной любезностью снимал шляпу перед дамами, кланялся мужчинам.
Кто же научил его таким манерам? Может быть, какой-нибудь старый мексиканский джентльмен, сохранивший не только испанское имя, но и еще кое-что? Возможно, что-то было и врожденным, о чем сам Герцог никогда не догадывался. Только что бы там ни было, но ни в самом Уилер-Сити, ни в его окрестностях пока не существовало примера подобной учтивости.
Словом, Джон Морроу шел по улице, и казалось, его ничуть не волнует, что мужчины, которых он приветствует, смотрят на него и что-то бормочут в ответ, а женщины только смотрят, но молчат.
«Они много говорили обо мне, – спокойно пояснил сам себе Герцог. – Черт бы меня побрал, если все это время они не рассказывали о моей скромной персоне различные истории. Ведь в их глазах я настоящий убийца».
Эта мысль доставила ему такое удовольствие и показалась столь уместной, что он замер на половине шага и от души рассмеялся в полной тишине. Его хохот услышал маленький мальчик, который, прицепившись к ситцевой юбке матери, шел по другой стороне улицы. Мальчик раскрыл рот от испуга. Детский страх не остался незамеченным Герцогом. Его глаза потемнели от гнева, но через мгновение улыбка снова заиграла на губах.
Он дошел до гостиницы, остановился на веранде, оглядел улицу. Никто из полудюжины прогуливающихся не встретился с ним взглядом. Тогда он решительно шагнул к двери затхлой старой комнаты, служившим холлом. Здесь тоже не оказалось каких-либо признаков всеобщего негодования, никто из мужчин не вскочил на ноги, чтобы открыть по нему огонь.
Со своей знаменитой улыбкой Герцог окинул взглядом присутствующих. Затем отвернулся, чтобы скрутить сигарету. Когда дымок заклубился над его головой, неторопливо вернулся на веранду, сошел по ступеням на улицу и продолжил путь.
Все оказалось хуже, чем ему думалось. Он полагал, что, отсидев срок, искупил обиду, нанесенную обществу. Теперь же увидел, что общество склонно считать тюрьму клеймом, которое навсегда отделило его от законопослушных граждан. Ему удалось проделать очень эффектную штуку – опередить своих врагов, не дать им шанса нанести удар первыми, однако победа все равно осталась за ними.
Герцог остановился перед дверью кузницы, где работал Бад Спрингер, и шагнул через порог. Внезапно внутри возникло смятение. В задней части кузницы торопливо открылась дверь, и в проем скользнула тень, скрытая дымом от горна. Три помощника Бада стояли неподвижно, не спуская встревоженных глаз с вошедшего.
– Бад здесь? – спокойно спросил он.
Ответа не последовало. Никто не открыл рта. Только вытаращенные глаза уставились на него. Если дело доходит до подобного, то ничего хорошего не жди. Герцог продолжил прогулку, сохраняя на губах слабую улыбку, но у него на сердце появилась тяжесть. Все ополчилось против него, каждый человек, и это численное преимущество было сокрушительным.
Он
