новой советской послевоенной интеллигенции. Две прелестные дочери прислуживали – получалось очень мило и роскошно.
Старшая – художник (брюнетка), младшая, которую зовут Оля (кличут дома «Толстая»), – само очарование, 12–13 лет.
Толковали о Спор-клубе. Честно – не вижу, что будет. Далецкий – его друг: я не скрыл от него своего отношения к этому болтуну-паскуде. (Передача о личности, по Далецкому, – вещь простая и требует лишь осведомленности. Если спросить у него, он все объяснит и можно жить припеваючи. И все проблемы – это просто по молодости! Вот уже действительно сволочь! И даже не вполне ясно – заблуждается или сознательно подличает. Или боится?)
Семенов показался мне интересным, но он был слегка на взводе и «при деле» – встречал фээргэшника, причем не совсем так, как, мне казалось, это нужно делать. Даже если Семенов – работник органов безопасности или тот свободный человек, через которого могут идти неофициальные контакты, – он писатель.
02.02.81 г
4-го в Союзе встреча с молодой режиссурой. Кто ходит на эти встречи – неясно, зачем ходят – тоже. Будут показывать «Айболит-66», а параллельно в Белом зале будет просмотр и обсуждение Дружининой. Наверное, в маленьком зале. О чем говорить? Стоит ли?
Разговор об этическом, наверное, интересует больше меня, чем молодых. Разговор об этическом – это боль. Но у ребят свое болит. Раскрыть какие-то вещи в творческом процессе у нас в кино? Например, путь к всеобщему пению!!! К поносу музыкального, поющего фильма. Когда пошла пьеса «Факир на час», там был заика. Он не мог говорить – врач ему сказал: «Пой!» Фельетон Жванецкого: те, кто говорит, – «этого не надо». Те, кто поет, – пожалуйста!
Эстрада и кинематограф пошли друг другу навстречу, эстрада и искусство слились в «Женщине, которая поет». Критерий сдвинут – все можно. Серость взбесилась, она претендует на талантливость. Бездарная девушка снимает в Минске «с рук», как Лебешев, она не может, не умеет, но кто ей запретит? Серость все сметает на своем пути, претензии на талант могут стать столь же смешными, как претензии на аристократическое происхождение. Дуют ветры массовой культуры, где мода – доминантна в зрительской ориентации. Но! Но своеобразие момента состоит в том, что хоть бездарное и талантливое живет в одной коммунальной квартире, талантливое остается талантливым, бездарное – бездарным.
Где все-таки критерий? Первое: чтобы не путаться, надо установить свой счет. Надо спокойно относиться к завышению «общественных» оценок бездарных произведений, надо спокойно относиться и к успеху Москвы, которая слезам не верит. И не надо отмахиваться от этого успеха. Надо сегодня больше доверять своим глазам! Это чтобы не совсем запутаться. Это чтобы иметь что-то за душой.
Итак, нарисую я ребятам веселенькую картинку и призову их к отрицанию сегодняшнего момента? Во-первых, они это знают без меня, во-вторых, так ли уже надо им это? Не нужно ли их ободрить?
Да, обсудить, но без равнодушия к их судьбе. С верой в них. С верой в наше искусство, в кино и т. д. – так, наверное.
Но ведь стало немилосердно трудно! Их интересует не это, им не легче, мое «трудно» – им счастье. Их интересует: «Как у Никиты Михалкова?» Что делать,
