днями позже шах изменил свое решение. В краткой вспышке храбрости он восстановил мирзу Хосейн-хана и ругал принцев.
Они испугались, признали свою вину, просили прощения и поклялись, что готовы безоговорочно повиноваться приказам его величества. Шах пожелал, чтобы они пошли и помирились с его садр-азамом (премьер-министром), что они и сделали. Хосейн-хан пригласил их всех на обед и поклялся, что не затаит никакой обиды на них.
Великий визирь понял, что быстрая капитуляция принцев, которые окружали шаха, очень мало значила. Главные члены оппозиции, включая Анис од-Дойлы и министра иностранных дел, мирзу Саид-хана, находились в Тегеране в тесном контакте с русской миссией. Поэтому он обратился к врачу шаха Джозефу Диксону, чтобы тот запросил британского посланника о реальном состоянии дел в столице и указал мирзе Саид-хану на опасность противиться воле царя царей.
Узнав об отставке мирзы Хосейн-хана, не зная о последовавшем его восстановлении, английский посланник немедленно написал шаху: «Я осмелюсь выразить свое искреннее сожаление о том, что Великий Визирь предложил свою отставку в тот момент, когда Ваше Величество завершили турне с таким неподражаемым блеском по большей части Европы, что, хвала Богу, станет одной из самых ярких страниц в истории цивилизованного мира».
Вмешательство Томсона было напрасным. Шах, медленно продвигавшийся в Тегеран, получил тревожные сообщения от ведущих моджахедов и войсковых командиров из Тегерана, повторяющих свои требования изгнать мирзу Хосейн-хана из правительства. Снова шах потерял свою храбрость, уволил мирзу Хосейн-хана и приказал, чтобы он не появлялся в Тегеране.
Мирза Хосейн-хан быстро понял сомнительность своего положения.
Каждая победа оппозиции придавала ей силы. Каждое оскорбление, нанесенное царю царей, увеличивало нужду императора в козле отпущения, роль которого традиционно исполнял свергнутый министр. Он, наверное, хорошо помнил день в марте 1861 г., когда в разгар бедствия голодная толпа собралась перед дворцом, умоляя своего правителя о хлебе. Его величество, как говорили, пребывая в некотором трепете от появления шумной толпы перед Ковчегом (убежищем), призвал немедленно правителя Тегерана к себе и после нескольких слов царского осуждения приговорил передать его в руки палача. Главный судья был также предан смерти на месте, а его тело обнажено, после чего его проволокли по улицам под проклятия толпы и подвесили за пятки на одних из городских ворот.
Милости, оказанные шахом в частном порядке мирзе Хосейн-хану после отставки, не успокаивали его в достаточной мере. Когда Джозеф Диксон говорил с ним 15 сентября в царском стане в Ага-Баба, около Квазвина, свергнутый министр пребывал в унылом состоянии и со слезами на глазах сказал, что он не чувствует спокойствия за свою жизнь. Он полностью доверяет своему господину, который милостив и добр к нему, но опасается вражды духовенства…
«Передайте английскому
