того чтобы уничтожить возмутительную концессию, Россия ободрила реакционную камарилью, состоявшую из принцев, мулл и жен шаха. Их мотивы были низменными и носили частный характер, но их сплоченный крик был таков: независимость от иностранного контроля и защита религии. Они посмели перечить воле диктатора и одержали победу. Урок не прошел даром для русских, англичан и иранцев. Тогда была создана модель, которая будет повторяться со все увеличивающейся яростью, вплоть до полного свержения каджарской династии.
Подобные мысли не приходили в голову Тейлору Томсону, когда 15 октября он выразил шаху лично и в меморандуме свое мнение о том, что атака на мирзу Хосейн-хана была заговором против прерогатив его величества, «наполненным злейшими последствиями для будущего».
Он сражался в старомодном политическим поединке со своим русским коллегой, поддерживая дружественного, гибкого перса, делая все зависящее, чтобы поддержать британское влияние и не позволить России одержать верх. В наименьшей степени он интересовался бароном Рейтером и несколькими его инженерами, которые в то самое время двигались по маршруту железной дороги от Решта до Тегерана.
Мирза Хосейн-хан все еще испытывал страх за свою жизнь и просил о защите Тейлора Томсона. Английский посланник пытался развеять его опасения и указывал на фатальные результаты иностранного вмешательства в случае с первым премьер-министром Насреддина мирзой Таги-ханом эмиром Незамом, который был приговорен к смерти после того, как шах узнал, что он получил протекцию русского правительства с помощью князя Д.И. Долгорукова, посланника в Тегеране.
Но опасения мирзы Хосейн-хана были очень сильно преувеличены.
Шах остался лояльным к нему. В последующие две недели тот снова регулярно посещал дворец и занимался проведением деликатных переговоров, имевших целью аннулирование концессии Рейтера.
8 ноября мирза Хосейн-хан попросил Тейлора Томсона зайти к нему по очень важному делу, порученному ему шахом. Когда они встретились в тот же день, мирза Хосейн-хан, который был еще без официальной должности, сказал, что шах оказался в сложной ситуации. Его европейское турне утвердило его в стремлении даровать Персии плоды прогресса и цивилизации, но по возвращении домой он увидел невозможность осуществить курс, который себе наметил, из-за событий, вызванных действиями предателей, занимавших высокие посты в его отсутствие. Хосейн-хан сказал, что его величество оказался в трудном положении перед своими подданными, которые кричат о том, что он передал свою страну и веру в руки европейцев. Оппозиция духовенства так сильна, что против своего собственного желания он посчитал необходимым отменить концессию.
Шах и мирза Хосейн-хан полагали, что могли признать концессию недействительной на основе статей 8 и 23, согласно которым предусматривалось начало работы на железной дороге в течение пятнадцати месяцев с момента подписания контракта.
