заговорили, зашумели. Только сейчас, после слов господина секретаря, они поняли, что действительно присутствовали при явлении незаурядном, что и сами они восхищены и очарованы этим странным стариком. Кстати, где он, куда же он исчез?
Десятки вопросов обращены к хозяину. Ему бы впору расцвести от этого внимания, которого он так добивался. Но хозяин молчит. Он улыбается судорожной, измученной улыбкой, низко кланяется и молчит. И словно даже постарел он тут же, на глазах. Кланяется все ниже и ниже, чтобы никто не мог увидеть его слез, – ведь гости пришли сюда повеселиться, и что им до того, что оба его сына были среди тех сорока тысяч под Чэньтао. «И стала кровь их в озере – водою…»
Слуги быстро сменили остывшие яства. Появились новые чайники с вином. Затем, словно бабочки, впорхнули в зал для гостей прекрасные девушки, зазвучала нежная, неземная мелодия: «Платье из радуги». И если до этого у гостей еще оставались какие-либо заботы, то уж теперь они исчезли совсем. Вино веселило сердца, девушки радовали глаз, и серебряными монетами осыпался с неба фейерверк. В пристройке за кухней старый Ду Фу рассеянно глотал остывшую лапшу, сальные пятна оставались на его поношенном платье. Новый халат и башмаки он снял – они пригодятся ему в дальнем пути. Он поел совсем немного и отодвинул чашку. Аппетит у него совершенно пропал, что-то холодное подползало к сердцу. И это пугало его. Кроме того, ночь была прохладной.
Он взял фонарь, повесил его на руку, перебросил через плечо котомку и, нащупывая палкой дорогу, побрел домой. Взрыв ракет на мгновение осветил его согнутую фигуру и затем снова бросил в темноту июльской ночи.
– Прошу меня извинить…
Ду Фу вздрогнул так сильно, что едва не выронил фонарь. Обернулся. В слабом свете свечи блестящими брызгами вспыхнули, переливаясь, алмазы на золотом поясе с кистями. Голос у столичного гостя был высокий, окончания слов он проглатывал, недоговаривая, словно ему вообще было лень говорить.
– Вы не сказали, – начал он так, как если бы разговор происходил не на узкой каменистой тропе, а в зале «Грушевого дворца», в столице, – вы не изволили сказать, кто автор песни о поражении при озере Чэньтао. Признаюсь, меня очень тронуло ваше искусство, и поэтому я должен помочь вам, э-э, для будущего… Потому что автором этой песни… этой песни… – И вдруг совершенно другим тоном он закончил: – Но ведь вы знаете его. Нет?
Слабый свет дробился и играл в драгоценных камнях его пояса. Он ждал. Молча стоял перед ним старик с фонарем, повешенным на искривленную параличом руку, с котомкой за плечами.
– О чем вы задумались, глубокоуважаемый учитель?
Ду Фу молчал. Он думал о том, что на стоимость одного этого пояса можно было бы купить несколько ослов, много еды и одежды и спокойно, не торопясь, добраться до Чанъани. И еще он подумал, правда уже мимоходом, что память у него по-прежнему острая, раз он узнал этого человека, стоявшего перед ним с небрежно-вежливым видом, за которым не так уж трудно было разглядеть смущение.
– К чему нам длинные и ненужные окольные пути, господин Лю Вэнь? – сказал он устало. – Да, я узнал вас. Что вам угодно?
– Поверьте,
