дороже всех остальных. Вот тебе еще, вот еще!
– Ну будя! Сейчас помру… – Сычев сделал попытку приподняться.
Соколов сильной рукой прижал его к полку, беспощадно молотя веником по усатой морде, не давая ни дыхнуть свободно, ни выскользнуть, только листья в стороны летели. Дознаватель Петра I – Емелька Свежев, умевший снимать шкуры с живых, позавидовал бы такой работе.
Вдруг Соколов наклонился к Сычеву:
– Девки голые уже ждут в предбаннике? Аппарат кассетами заряжен? Чего мычишь, блюститель закона?
Хотел Сычев громко крикнуть, вышло невнятным хрипом:
– Помираю! Дышать нечем…
– Небось еще поживешь. До суда обязан выдюжить. Твои показания – важные. Сегодня ты расскажешь мне, как выбивал из торговцев двести тысяч? И кто отравил Кугельского?
Сычев ухватился за руку Соколова, простонал:
– Не знаю… Отпустите, денег дам…
Соколов вырвал руку, заверил:
– Ты, харьковский Пинкертон, прославишься на всю Россию, о тебе газеты всякий срам напишут.
Сычев уже не порывался к выходу. Он лежал распластанным, изнемогшим, тяжко дыша, выпучивая глаза.
Соколов швырнул веники на лицо полуобморочного Сычева. Затем обернул свои чресла полотенцем и, розовый, приятно разгоряченный, появился в предбаннике.
Тут ждало сыщика ожидаемое и замечательное зрелище. Все три девицы, сияя юной прелестью, в соблазнительных позах, голыми сидели на широкой лавке и, не скрывая восторга, радостно улыбались атлету-красавцу.
– Замечательное зрелище! – расхохотался Соколов. – Господь наградил вас, дур, такой невероятной и притягивающей красотой, а вы поганите свои божественные души дешевым развратом. Где Годлевский и Ярошинский?
Девицы простодушно отвечали:
– Они с утра тут были. Баню протопили и уехали.
– Почему уехали? – удивился сыщик.
– Им так приказал господин Сычев. Сегодня сюда не заглянут.
– А вы, стало быть, тут постоянно пребываете?
За всех отвечала Галя:
– Не, мы от мадам Гофштейн. Сюда нас, как самых красивых, господин Сычев иногда требует.
Дверь парилки медленно, со скрипом растворилась – то жаждал выползти на свет божий Сычев.
Соколов изумился:
– Куда ты, сердечный? Рано, рано собрался дышать свежим аэром. Погрейся еще, размягчи свою жестокую натуру!
Соколов подхватил Сычева под мышки, отшвырнул его обратно в парилку – на пол. Затем захлопнул дверь, припер ее поленом. Обратился к девицам:
– Вы, дурочки, и впрямь решили, что граф Соколов будет наслаждаться вашей продажной красотой? Вы, гетеры бесстыдные, являетесь пособницами преступников, ибо хотели заманить служивого человека в ваши гнусные сети. И меня Сычев стал бы шантажировать непристойными фото. Я должен был бы арестовать вас. Но даю шанс: сейчас я начну считать, и, кто после счета «три» останется здесь, того я нынче
