знаю.
– Нет, знаешь. Ну не важно. Расскажи.
Она заметила, как дрогнули у него веки. Она заметила, как он взвешивает свой ответ.
– Ну я… думал, ты не отпустишь меня в лес.
– Почему не отпущу?
– Потому, что я мог заблудиться, как в прошлый раз. Мог замерзнуть насмерть.
– Но ты все равно ушел. Зачем?
– Что-то голова болит.
– Объясни, Кристофер: зачем?
– Чтобы построить домик на дереве.
– Но с какой целью? Чем он так важен, этот домик?
– Наверно, ничем, – ответил он.
– То есть ты подвергал свою жизнь опасности ради домика на дереве, который для тебя ничего не значит?
Тут он умолк. А потом виртуозно изобразил улыбку.
– Я сейчас тебя послушал – и правда, глупость какая-то, – сказал Кристофер.
– Очень хорошо, что ты прислушался. Потому что ноги твоей больше не будет в этом лесу.
– Ну мам…
– До Рождества под домашним арестом.
– Мама!
– Кристофер. Пускай твои друзья врут родителям. Пускай все дети на земле врут своим родителям. Но мне ты врать не будешь. Вопрос закрыт. Времени на раздумья не даю, никаких обнимашек и понимашек. Командую тут я, если до тебя еще не дошло. И у меня одна задача – уберечь тебя от опасностей. ИТАК, ТЫ НАКАЗАН. В ЛЕС БОЛЬШЕ НИ НОГОЙ. Усвоил?!
– Извини, пожалуйста, – без всякой надежды выговорил он.
– Извинениями не отделаешься. По крайней мере, от меня.
Его глаза наполнились слезами.
– Извини, пожалуйста.
– МАРШ К СЕБЕ В КОМНАТУ!
Кристофер отправился наверх, не догадываясь, что матери сейчас будет куда тяжелее, чем ему. Она ненавидела себя за эту сцену, но, отказавшись от воспитания ремнем, какого ей с лихвой досталось в детстве, сознавала, что лучшего средства, чем жесткость, в ее арсенале нет и не будет. Вранье спускать нельзя. Ее правилами по-прежнему предусматривались только черное и белое. Никаких оттенков серого не допускалось. И никаких вылазок в лес, где был найден детский скелет, отныне тоже не допускалось.
За целый день она так и не смягчилась. Сын не показывал носа из своей комнаты, только спустился, чтобы поужинать сэндвичем с расплавленным сыром и принять таблетку от головной боли. Никакого телевизора. Никаких книжек. Он просто лежал в постели, буравя взглядом фотографию отца в серебряной рамке. Кейт гадала: не мечтает ли Кристофер, чтобы его отец сейчас был здесь? Может, он бы разъяснил, что творится с его сыном. Может, Кристофер сказал бы отцу правду. Перед сном она зашла в комнату сына.
– Слушай, – сказала она. – Я все еще сержусь на тебя, но хотела извиниться, что повысила голос.
– Да ладно, – ответил он.
– Ничего не ладно. У нас в доме секретов нет. Чтобы так продолжалось и дальше, мы не должны друг на друга покрикивать. Правильно?
Кристофер
