style="font-size:15px;"> – Они соскочат – я в них верю.
– Ты слишком наивный.
– Ну и пусть. Этим я пока и спасаюсь.
– И что ты со своими «Одноногими» делать собрался? Тут Шекспир, Шиллер…
– Знаешь такой классический сюжет анекдота про англичанина, немца и русского?
– Не знаю, – возбужденно вскрикивает Ленка.
Сонные горожане, до этого дремлющие в ожидании автобуса под козырьком остановки, любопытствуют. Неужели мы такие громкие? Скорее, кажется, все пьяное одурение, выдержать бы часок – отпустит.
– Там, как бы англичанин и немец все правильно и отлично ни сделали бы, русский все равно их в дураках оставляет.
– При чем тут твои тупые анекдоты?
– При том что без самоиронии мне не выжить.
– Хочу шаурму, – резко и вздорно вырывается у Ленки.
– Шаурму? Да ты такую, как сама говоришь, дрянь не ешь.
– Не ем, а сейчас хочу! Почему ты не считаешь меня за человека?
– Э, Лен, постой.
– А я человек тоже, да! Хоть и женщина… Или женщина человеком, как и режиссером, быть не может? Да? Ты молодец, конечно, чистенький, все своим честным трудом добился, без образования – вышел в писатели из поселка своего гребаного, из семьи рабочих. А я – все по блату, москвичка, ВГИК с отличием закончила, режиссером стала, только благодаря тому, что папа у меня народный артист, мама народная артистка. Все по связям. Так все думают. И ты так думаешь! А так я бездарна, да? Сама по себе ничего не стою.
– Вроде я пьяный, не ты. Куда тебя заносит?
Новые возникшие из подворотен кривозубые ротозеи просовывают свои рожи меж прутьев забора. Перехрипываются друг с другом, да перекашливаются. На нас самая обычная одежда, но что-то, понятия не имею что, выдает в нас других людей. Стая бездомных собак нагло перебегает дорогу, большой и мохнатый лидер лает на деликатно объезжающее их авто.
– И ты же тоже считаешь, что я не могу быть режиссером, да? И все потому, что женщина!
Ветер поднимает с асфальта паруса пыли, готовые нести ночь к неведомым горизонтам. Погода портится. Пустой пакет проносится по газону.
– С чего так решила?
– Ты это писал в своем гребаном романе!
– Но это же художественный вымысел.
– Ага, рассказывай мне.
– Да и не так я писал.
– Все так.
Я и жена напротив друг друга – глаза в глаза, как боксеры перед взвешиванием.
Молчание сжигает нервы. Уличный, мать его, театр!
Полночный зритель. Взбунтовавшийся город. Приподнятой падугой незаметно колыхающаяся вселенная.
– Платон, да угости меня наконец-то этой поганой шаурмой. – Ленка прижимается мокрым лицом к моей груди. – Я же тоже человек!
– Да без проблем.
Пока все готовится – за стеклом видно, как нерусский парень в белом колпаке и целлофановых перчатках стелет на стол лаваш и набивает
