Ты давно встал? А изверги твои спят? – и, выглянув в окошко, торжествующе усмехнулась. – Конечно, этот хозер, твой папочка, уже курит свою папиросочку, а моя дочечка, чтоб у неё руки отсохли, спит вместо того, чтобы покормить ребёнка. Даже кошка ухаживает за своим котёночком, а эта зараза, кроме кино, знать ничего не хочет! Губы накрасит – и в кино, а хозер – за ней. Чтоб им пусто было! Сейчас бабушка Роза покормит своего мальчика, у бабушки Розы есть блинчики вкусные, компотик.
– Я уже пил компотик, – сообщил Лёвушка и тут же прикусил язычок.
При слове «компотик» губы женщины сжались в тоненькую ниточку, и голосом сталинского следователя она спросила:
– И кто же тебе дал ком-по-тик?!
– Бабушка Даша, – скривил губы Лёва – и слёзы стремительно повисли на его пушистых ресницах.
– Я же тебя просила, майн хаис, чтобы ты не ходил к этой ведьме! Разве тебе не нравится мой компотик?
– Нравится.
– Ну и пей у меня. Бабушка Роза жизни не пожалеет за тебя. Я умру за тебя, радость моя! – И слёзы потекли по её румяным щекам. – Вейз мир[2], что они делают с ребёнком! Она подманывает его компотом, она хочет, чтобы он вырос гоем[3], как её сынок. А чтоб тебе уже было!..
Лёвушка огорчённо шмыгал носом. Ему не нравилось, когда одна бабушка ругала и проклинала другую, потому что любил он их одинаково. Правда, сегодня он чуточку больше любил бабушку Дашу, поэтому ругательства в её сторону были особенно несправедливы и неприятны.
– На, ешь блинчики, мой золотой, кушай!.. – И, дождавшись, пока Лёвушка отправит в рот первый блин, погрозила пальцем. – Ты с Витькой не играйся. Вылитый ганеф![4] Я знаю, что он тебе даёт лизнуть мороженое, думаешь, я в окно не видела? Не бойся, бабушка Роза никому не скажет. Вот гланды вырежем, я куплю тебе две порции мороженого. – И, посмотрев в окошко на курящего зятя, яростно тряхнула кудряшками, торчавшими из-под косынки. – Гланды! Эти сволочи не подумают, что у ребёнка гланды. Чтоб у них гланды выросли на лопатках! Ребёнок хочет мороженого, так им наплевать. И что ты делал, мой сладкий? – Она вытерла губы внука передником. – Игрался?
– Да, – едва не подавился блинчиком Лёвушка.
– За сараями? Я выходила во двор, но не видела тебя.
– Да…
– Что – да? За сараями? А зачем? Там много гвоздей, ты поцарапаешь ножку, потом будет заражение, а от заражения можно умереть. Зачем ты не слушаешь бабушку? Ты хочешь умереть?
– Я… я не был за сараем, – тихо прошептал Лёвушка.
– А где ты был? – в голосе бабушки вновь появились энкавэдистские нотки. – Ну?
– Я… я… не скажу тебе! – грубо выпалил внук.
– Не скажешь? – бабушкины очки сползли на губы. – Почему?
– Потому! Потому!
– Нет, ты мне должен сказать!.. Ой, вейз мир! – схватилась за сердце женщина, осенённая догадкой. – Ты… ты сам
Боже мой (
Нееврей (
Бандит (
