же есть ум?
– Есть, – кивнул Существо.
– Значит – чисто теоретически, – вы могли с него сойти и представить себя Существом. Так?
– Так…
– Ну, на этом пока и остановимся. Таблеточки, что вам дают, пейте, в тайники не прячьте. А то бывает у нас такое: кладов понаоставляют, а потом сами к этим кладам через месячишко после выписки и возвращаются. И опять на семьдесят дней – ждать пока терапия подействует.
– Сначала я молчать хотела. Поверьте, моего стыда вы не узнали б никогда, – талдычил Шнырь в игровой.
Христофоров, засучив рукава, замер в стойке. За каждым его движением следило четыре пары глаз. Никто не решается накинуться первым, а скоординировать свои действия им в голову не придет.
– Ну, – Христофоров выжидающе поманил к себе пальцем. – Смелей! Кто на толстенького?
«Кто на толстенького? Кто на толстенького?» – запел он, пытаясь подражать Андрею Миронову, но вышло не очень. Вдруг на миг показалось, что пол уходит из-под ног, спина покрылась испариной. Он сжал зубы и тряхнул головой, получилось как приглашение.
– Иииииии, – закричал Шнырь, отбросил книжку и, склонив голову, как бычок, ринулся на Христофорова. Тот выставил ногу, сделал подсечку и, одной рукой подхватив падающего Шныря, другой ухватил его за ухо.
– Одно есть! Тянем-потянем – вытянуть не можем!
– Ииииии, – верещал Шнырь, пока остальные нетерпеливо притопывали, боясь пропустить свой черед «драть за уши».
Через несколько минут из-за затворенной двери игровой доносились смех и визг, и сквозь всю эту кутерьму прорывались возгласы:
– Тянем!.. Потянем!..
Дверь приоткрылась. Послышалось: «Щк!» – и еще, для верности: «Щк-щк!»
Стоявший на карачках в расстегнутом халате, обвешанный детьми, как обезьянками, Христофоров оглянулся на звук, но дверь уже закрылась.
Главврач поднял глаза на Анну Аркадьевну:
– Опять?
– Опять, – кивнула она. – В тесном контакте с детьми, вот…
Когда и эта дверь за ней закрылась, фотографии одна за другой, как стайка летящих птиц, перекочевали в начальственный компьютер: папка «Служебное» – папка «Отделение для мальчиков 11–15 лет».
Убедившись, что фотографии благополучно перелетели на жесткий диск, главврач вновь ощутил тревожное чувство, которое испытывает всякий, кто рубит сук под собственным задом.
Работать в отделении было некому. Даже его племянник не позарился на поднятую государством зарплату и сбежал обратно в свой бар. Утратив приставку «глав», остаешься с корнем «врач», а если зреть в этот самый корень, как советовали некоторые умные люди, то и сам в корень превращаешься. А где положено быть корню? Не цвести на поверхности, не качать кудрявой порослью на ветрах научных конференций и заседаний, а сидеть в земле,
