их союзником. Что касается этих расплывчатых обвинений о том влиянии, которое я якобы оказывал на политику эдуев, то тут мне нечего сказать. Эдуи действовали и действуют так, как им заблагорассудится, и я не собираюсь вмешиваться в их дела. Римляне должны потребовать удовлетворения у эдуев, если те не выполнили своих обязательств. Что касается меня самого, у меня римляне ничего не просили, и я им ничего не обещал: так какого черта они здесь делают? Если они хотят что-то сказать мне, так надо ли для этого, чтобы посланника сопровождал легион? Могут ли союзники так обращаться друг с другом? Иди и скажи легату, что мы у себя дома, что, если он приходит к нам как друг, мы будем обращаться с ним как с другом; но если он осмеливается диктовать нам и обращаться с нами как с детьми, мы ответим ему как мужчины, которые сами знают, как себя вести». – «Он прав! Он прав!» – раздались единодушные возгласы амбактов; и, осыпав посланника оскорблениями, его вышвырнули вон. Катоньятусу пришлось вмешаться, чтобы не дать толпе разорвать его на куски.
Титуриусу были даны инструкции проявить по возможности максимальную вежливость и уважение к жителям, чтобы не вызвать раздражение у соседних народов, и скрупулезно придерживаться условий требования, переданного посланником, – просто потребовать выдачи гельветов и Катоньятуса.
С другой стороны, ему было приказано завершить эту военную операцию с максимально возможной скоростью, поскольку у Цезаря было всего лишь несколько легионов. Поэтому легат воздержался от блокирования города и Оппидума и, так как у него были основания опасаться немедленного подхода помощи Катоньятусу, Титуриус решил, что лучше всего будет направить все усилия на плато, надеясь взять крепость решительным ударом. Однако существовали опасения, что, если Оппидум будет взят штурмом, Катоньятус и часть гельветов могут спастись бегством.
Ночью легат размышлял над планом, как он, имея восемь тысяч воинов (или около того) – столько насчитывало его войско, – сможет одновременно и помешать бегству Катоньятуса и гельветов, и совершить решительный штурм Оппидума, когда вошел центурион, чтобы сообщить, что несколько жителей просят приватной беседы с ним.
Жители, о которых шла речь, были чиновниками из нижнего города… Припав к ногам Титуриуса, они поведали ему со слезами на глазах о том, что не от хорошей жизни они покорились господству Катоньятуса и его воинов; что требования, которые днем предъявил посланник собранию, совершенно справедливы, поскольку гельветы вступили в Галлию всего лишь как мародеры, и что Катоньятус использовал свое влияние, чтобы помешать походу римлян, своих союзников, которые пришли уничтожить гельветов; что они, магистрат, не имеют власти над воинами и очень малую власть над населением, порабощенным, как и они, и обманутым агентами Катоньятуса; что этот вождь и его люди укрылись в Оппидуме и в той части города, что расположена на оконечности выступа, бросив ту часть, что была построена
