даже совершенно противоречивым прогнозам, но пока неизменными оставались три вещи – адские морозы, голод и смерть. Блокада не прекращалась, надежды были тщетны. Время от времени ей приходилось убирать со ступенек школы тела родителей; они приходили за своими детьми, от бессилия садились на ступеньку и засыпали навсегда. Детский сад потихоньку превращался в детский дом.
В феврале сорок второго года Анастасия познакомилась с конструктором одной из технических лабораторий, еще оставшихся в городе. Ученого звали Алексей Лазаревич Лихтенштейн, пожилой интеллигентный мужчина; его работа была как-то связана с вооружением и железной дорогой. Он приводил в детский сад внука Сенечку; отец ребенка погиб на фронте, мать пропала во время бомбежки. Голубоглазый малыш, похожий на ангела, он видел маму в каждой женщине. Настя заштопала Сене порванные штанишки и нашла дома маленькое детское пальто, мутоновую шапку и несколько пар шерстяных носков. Алексей Лазаревич остался с внуком совсем один; увидев обновки, он расплакался как ребенок. Через неделю Лихтенштейн пригласил всю семью Осиповых переехать к нему в квартиру; так всем будет легче, особенно с едой. В лаборатории тоже выдавали дополнительную муку, но пожилой мужчина не умел варить еловый кисель. Квартиру на Петроградской закрыли, перед уходом прибили на дверь дощечку с надписью «Осиповы».
Вот так старое детское пальто и пара шерстяных носок спасли оставшуюся в живых семью от смерти, и как в последствии оказалось, дело было не только в дополнительной муке. В марте сорок второго года Анастасия вместе с Лихтенштейном и сотрудником его конструкторского бюро была эвакуирована по Дороге Жизни. Как только они очутились на другом берегу, Леночку, Сеню и Алексея отправили поездом в Астрахань, к родственникам Алексея Лазаревича; старый еврей уговаривал Анастасию сесть в вагон вместе с детьми. Настя уже подняла с земли маленький вещевой мешок, но тут ее взгляд остановился на сыне. Смутная тревога сковала ей горло; она остановилась. Поезд тронулся, дети махали ей из вагона, их лица постепенно растворялись в морозном тумане. У Анастасии Сергеевны не было четкого плана; в то самое утро неожиданная мысль пронзила сознание: если она не хочет больше терять детей, ей надо уйти на фронт. Там она придумает, как помочь сыну, она обязательно найдет нужных людей и решит эту проблему. Надо выжить, обязательно выжить, любой ценой, какую ни пожелает эта адская бойня. И это единственное, что имеет смысл на сегодня – жизнь ее и детей. Больше ничего.
Не знаю, наблюдаешь ли Ты, друг мой, потоки сущего?…Как сгустки Великого Поля прорываются через биологию, вызывая всплеск подсознания и ведя человека будто за руку. Как же я хотел бы постичь это чувство – когда вдруг, совершенно без всяких оснований знаешь, как поступить, и можешь отдать что угодно, и не сомневаешься в своем предчувствии ни на минуту. Ты молчишь, Великий Отец… Но я знаю, Ты осознаешь так же остро, как я, что значит конечность бытия; что значит жить и понимать – каждый день прекрасен, он уже
