заявлял, что Советский Союз, напротив, всегда строго придерживается Устава ООН. Он позабыл упомянуть о своем старом приятеле и главном помощнике Николае Скворцове, вместе с которым провалился в роли шпиона. И даже мимоходом не прокомментировал советскую разведывательную деятельность в ООН.
Через два года Зинченко продвинулся по службе, получив должность руководителя пресс-службы в только что созданном Государственном комитете по культурным связям с зарубежными странами.
Вот что писал о создании этого комитета в заметке в «Нью-Йорк таймс» ее московский корреспондент Макс Франкель: «Сегодня Советский Союз смотрит в окно на Запад и видит «железный занавес». Правительство говорит, что он соткан из западной ткани, и поручает комитету поднять его. Комитет обратился к западным корреспондентам за помощью…»
Константин Зинченко долго трудился на этом посту. Талантливый дипломат по-прежнему был отстранен от официальной работы в Министерстве иностранных дел и не получал приглашений оттуда, что свидетельствовало о немалых проблемах в его отношениях с Кремлем.
Ему повезло больше, чем Николаю Скворцову.
О Скворцове не слышно с начала 1952 года, когда он покинул США, чувствуя за своей спиной горячее дыхание ФБР.
Глава четвертая
ПРИЦЕЛ СПЕРРИ – СДЕЛКА ЗА ШЕСТЬ ТЫСЯЧ
Шел 1952 год. Апрель выдался неожиданно жарким даже для Вашингтона. Но помощника русского военно-морского атташе мучило не столько жгучее солнце, сколько знобящий страх.
В деле шпионажа редко можно определить границы собственной безопасности. Советское посольство в Вашингтоне решило, что его границы сузились до опасного предела в связи с человеком, которого мы назовем Фредерик Тимсфорд, высоким и красивым, с большой головой на широких и крепких плечах. Он служил инженером на крупном электронном заводе, расположенном на Лонг-Айленде. Внешне он больше смахивал на нападающего футбольной команды «Нью-Йорк джайентс», чем на шпиона. На самом же деле он был не шпионом, а контрразведчиком.
Роль двойного агента началась для него с внедрения в советскую подрывную сеть в Нью-Йорке в начале апреля 1951 года, когда последние отголоски дела Губичева – Коплон еще эхом звучали в шумной симфонии следствия и суда над ними.
Тимсфорд, которому был тогда сорок один год, присутствовал на небольшой вечеринке, устроенной его коллегами в баре «Астор» на Таймс-сквер. Поводом послужило просто желание приятно провести вечер, уделив часок коктейлям и обеду, а потом посмотреть на Бродвее спектакль. Это скрашивало однообразие каждодневных трудов на заводе и выполнения нескончаемых домашних обязанностей по поливке-подкормке газонов, ремонту ставней, выносу мусора.
Собираясь порой за заставленными коктейлями столиками, инженеры, подобно всем прочим профессионалам, любили поговорить. В каком-нибудь другом баре, где всегда стоит громкий шум голосов, никто не обратил бы внимания на их компанию.
