увидит из исследований доктора Деметра, со сколь давних пор ведется спор о том, как следует готовить будущих офицеров. «Военные школы не академии, и нас здесь волнует не столько «наука», сколько непростая задача ознакомить молодых людей с основными принципами войны и, так сказать, с приемами ремесла». Так было сказано в меморандуме генерального инспектора военной подготовки и образования Пруссии в 1890 году, но схожие взгляды высказывались и в более близкое к нам время. В военных кругах, как в Британии, так и в США, все еще широко распространено было мнение, что все решает воля, а не интеллект.
Но к концу XIX века растущая потребность в большом количестве офицеров для службы в «миллионной армии» фон Шлиффена[10] уже не оставляла консерваторам возможности сохранить офицерский корпус как социальную элиту: реформаторы должны были превратить его в элиту интеллектуальную. В 1890 году глава военного кабинета – чиновник, отвечающий за поддержание высокого уровня офицерского корпуса, в частных беседах признавал, что вступительные экзамены следует рассматривать лишь как формальность. «Главное – поскорее нацепить на них военную форму». Его преемник на этом посту в 1909 году считал, что заполучить достаточное количество квалифицированных офицеров невозможно, но добавлял: «Я не считаю это большой бедой, пока возобновление армейского духа не прекращается». И хотя прежнее дворянство не желало знаться с сыновьями банкиров, адвокатов и купцов и даже прилагало усилия, чтобы избежать общения с ними, образуя особые элитные подразделения (и такое происходило не только в Пруссии), оно больше не могло отвергать их как политически ненадежных. Те самые классы, среди которых в первой половине XIX века были так широко распространены либеральные и радикальные взгляды и которых допустили в армию лишь в тяжелые 1808—1814 годы (и очень быстро выгнали оттуда), после 1870 года почти поголовно стали сторонниками династии и режима. Они шли на унижения, чтобы пристроить своих сыновей в престижные полки и при всяком удобном случае наряжались в резервистскую форму. Когда Вильгельм II формально открыл для них двери офицерского корпуса своим императорским указом в 1890 году, старая гвардия почти не протестовала. Новобранцы с радостью восприняли существовавший порядок и пошли еще дальше в поддержании всех прав и привилегий, которые этот порядок им гарантировал.
Такое разбавление не изменило статуса офицерства как своеобразного класса самураев, первого сословия на земле. Этот статус был очень сложным, и нелегко отделить историческую реальность от романтических мифов, которыми офицерство было окутано в первую половину XIX века. В XVIII веке положение офицера-дворянина – полновластного хозяина в своих владениях, но при этом находящегося на службе у короля – казалось относительно ясным. В 1830-х и 1840-х добавляется давняя практика. Офицер теперь не только «королевский слуга», готовый сражаться за своего монарха, как предписывала ему феодальная верность, скрепленная клятвой перед Богом. Но он также и член самоуправляемого ордена, гильдии,
