и настроить их против Москвы с тем, чтобы освободить Германский рейх от восточной угрозы на веки веков».
Этот план под названием «Стены против Московии», может быть, и отвечал кое-каким романтическим устремлениям Гитлера, вызывая у него в воображении легионы, стоящие на страже на границе с царством варваров, но фюрер все же отверг идеи Розенберга, во всяком случае, на политическом уровне. С характерной брутальной логикой Гитлер заявил:
«Малые суверенные государства больше не имеют прав на существование… Дорога к самоуправлению приводит к независимости. Нельзя поддерживать с помощью демократических институтов то, что приобретено силой».
Его собственный взгляд, который он выразил на печально знаменитом совещании 16 июля, на будущее оккупированного Востока, был таков:
«В то время, как немецкие цели и методы должны быть скрыты от мира в целом, все необходимые меры – расстрелы, депортации, и т. п. – мы примем и можем принять в любом случае. На повестке дня следующее.
Первое: победить.
Второе: править.
Третье: эксплуатировать».
Иногда трудно понять, почему Гитлер вообще выбрал Розенберга в качестве главы министерства восточных территорий или официально одобрял его планы. Но это нужно рассматривать в контексте, не связанном с восточной политикой рейха, а исходя из борьбы личных интересов, создающей трещины во всей нацистской иерархии. Развивая свои аналогии с Римской империей, Гитлер, вероятно, понимал, что единственной угрозой его собственному положению в будущем – будущем германского владычества, действенного и никем не угрожаемого, над половиной земного шара – могут быть наместники провинций, «сверхмогущественные субъекты», которым дают слишком много воли в создании своих собственных империй. Действительно, оценка, данная Офеном Борману, может быть приложена априори и к Гитлеру:
«Он предпочитал полоумного восточного министра умному; тупоголового министра иностранных дел – знающему; размазню-рейхсмаршала – твердому человеку».
После Гитлера двумя самыми влиятельными фигурами в рейхе были Гиммлер и Борман. Каждый считался прямым наследником фюрера, и каждый видел в безграничном потенциале Восточной империи средство склонить чашу весов в свою пользу. Их соперничество и их личная взаимная неприязнь лежат в корне всех несообразностей восточной политики, когда вначале один, а за ним другой использовали сбитого с толку Розенберга, как возмущенного поросенка, мечущегося между ними, пока они подставляли ему подножки, доводили его политику до абсурда или использовали ее для достижения своих далеко идущих целей.
Главная слабость Розенберга заключалась в том, что у него не было своего личного круга избранных. Борман же располагал CA, хотя и обезглавленной чисткой 1934 года, но все еще сильной, обозленной и опытной в политике и администрации. С первого дня образования Ostministerium (министерства
