и управление своими внутренними делами. Генералы крепко держались за свою привилегию (скорее формальную, чем реальную) быть «единственными носителями оружия в рейхе» и дважды успешно отразили попытки Гиммлера «просочиться» в армию (один раз в кампании, организованной СС, стремящейся лишить армейских капелланов их военного статуса, а второй раз – когда было предложено учредить, «по желанию», занятия по нацистской идеологии вместо отправления религиозных служб). Армия стала убежищем для недовольных режимом, чем-то вроде неоформленного братства – политически инертным, правда, но таким, где никогда не руководствовались предписаниями и «досье» СС.
Результат был в прямом смысле слова поразительным. Весь абвер (военная разведка) был пронизан диссидентством. Его глава, адмирал Канарис, и его заместители, Остер и Лахоузен, не только позволяли разным оппозиционерам свободно использовать организацию, но и сами совершили невероятное предательство – Остер предупредил военного атташе Дании за десять дней о запланированном вторжении в эту страну и в Норвегию в апреле 1940 года; то же самое он сделал в отношении Нидерландов перед нападением на эту страну.
Другой службой, возглавляемой генералом, последовательно враждебно относящимся к режиму, был отдел экономики и вооружения Верховного командования при Георге Томасе. Однако ни Томас, ни Канарис не позволяли того, чтобы их убеждения сказывались на работе руководимых ими учреждений, точно так же, как у их собратьев-офицеров собственные чувства не мешали воевать все с той же неумолимой эффективностью. «Конспираторы» (те, кто активно замышлял смену режима), пусть едва ли заслуживали на этом этапе такого названия, не испытывали никаких ограничений в подобной атмосфере. Пропуска, литеры для проезда, переводы по службе – все можно было мгновенно устроить. Они получат и своевременное предупреждение о грозящей им опасности.
Было ли это у генералов формой перестраховки? Или это было просто соблюдением кодекса офицера и порядочного человека, позволявшее им продолжать опасную практику допускать в своем присутствии бунтарские разговоры, покрывать бесконечные, иной раз просто безобразно неосторожные поступки своих подчиненных? Старшие командиры терпимо относились к подобной активности. Они слишком долго высказывали свои мнения друг другу и Гитлеру и видели, что какие-то извращенные повороты событий все время опровергают здравость их суждений. Подобно сверхконсервативным банкирам во время бума инфляции, они никак не могли заставить себя произнести надлежащие предупреждения, которые так часто приводят к разочарованиям в инвестиционной политике.
Приближалось время, когда ортодоксальность и здравый расчет должны были бы взять верх, как это было, когда суете заговорщиков предстояло превратиться в более опасное явление; но, ослепленные блеском успеха фюрера, генералы уже не смогли заглядывать так далеко вперед. Все они повторили бы слова Браухича, сказанные им
