ехала довольно медленно, и Вульц завелся. Он никогда не отличался рациональным мышлением, а теперь просто взбесился. Он мог преспокойно обогнать «Мерседес», но этого ему казалась мало. То, что эта женщина едет с такой скоростью на абсолютно пустом шоссе, подействовало на него как красная тряпка на быка. И он был пьян. Когда что-то сердило его, Вульц поступал так, что… На него и смотреть-то становилось страшно: глаза наливались кровью, на шее вздувались вены, а желваки на скулах торчали что твои яблоки. Ни один человек не умел приходить в такое бешенство, как Джим Вульц. От ярости он не помнил себя, но эти приступы приводили мою мать в восторг. Всегда. И поэтому она всегда начинала поддразнивать его, чтобы завести еще больше. Так было и в тот раз. Я сидела на заднем сиденье и молилась, чтобы она перестала и чтобы все обошлось, но она продолжала подначивать его.
Некоторое время Вульц держался за «Мерседесом» почти вплотную, гудел и мигал фарами, стараясь заставить старуху ехать быстрее. Несколько раз он наподдал их машину бампером своего «Кадиллака», да так, что железо заскрежетало о железо. В конце концов он так напугал женщину, что она принялась метаться из стороны в сторону, боясь ехать быстрее, пока это чудовище будет следовать за ней по пятам, и боясь свернуть на обочину и пропустить нас вперед.
– Разумеется, – добавила Котай, – в последнем случае Вульц ни за что не проехал бы мимо и не оставил бы ее в покое. К этому времени он окончательно вышел из себя. Если бы она остановилась, он бы тоже остановился, и все это кончилось бы плохо. Впрочем, все и так кончилось хуже некуда…
Несколько раз Вульц подъезжал к «Мерседесу» почти вплотную и отжимал его на встречную полосу, он выкрикивал грязные ругательства и грозил кулаком пожилым супругам, которые поначалу пытались не обращать на него внимания, но потом, словно загипнотизированные, отвечали ему испуганными взглядами. Он мог уже сотню раз обогнать их, предоставив «Мерседесу» пробираться сквозь облако пыли, поднятое его «Кадиллаком», однако Вульц снова и снова возвращался назад, чтобы еще раз ударить бампером о бампер. Для него, одурманенного наркотиком и алкоголем, это было не игрой, а серьезным делом, всей важности и значения которого не мог бы постичь здравомыслящий, трезвый человек. Для Энне, матери Котай, это было всего лишь захватывающим приключением, и именно она, стремясь к новым острым ощущениям, сказала: «Почему бы тебе не проверить, как она умеет водить машину?» – «Проверить?! – взревел Вульц. – Я и без всяких проверок вижу, что эта старая сука сидит за баранкой второй раз в жизни!»
И он снова нагнал «Мерседес», уравняв скорости обеих машин.
Энне сказала: «Давай посмотрим, сумеет ли она удержаться на дороге. Я это имела в виду. Пусть пропотеет как следует!»
Для Лауры Котай пояснила, что параллельно шоссе проходил дренажный канал, которые часто встречаются вдоль флоридских дорог.
– Мне представляется, что он был не слишком глубокий, но
