Как ты думаешь, может быть, мне стоит взять отпуск по болезни и обследоваться у психиатра?
– С чего это ты вдруг решил, что эти ассенизаторы мозга ведают, что творят?
– При чем здесь они! Мне бы очень не хотелось состыкнуться с вооруженным до зубов полицейским, которому мерещатся разные сверхъестественные штучки.
– Больше всего, Гарри, ты опасен не для окружающих, а для самого себя. Ты же заживо себя съешь своей мнительностью. А что касается этого парня с красными глазами – так ведь никто из нас не застрахован от встречи с необъяснимым.
– Только не я, – уверенно сказал Гарри, качая головой.
– Даже ты. Конечно, если этому увальню вдруг вздумается ежечасно являться тебе в образе смерча, чтобы назначить тебе следующее рандеву, или он станет приставать к тебе с недостойными предложениями, тогда пиши пропало. Ты точно влип во что-то нехорошее.
По крыше бунгало мерно вышагивали колонны дождя.
– Скорее всего я и так уже дошел до ручки, – согласился Гарри. – Это ясно как божий день.
– Вот именно. До ручки. Дальше уж некуда.
Оба они молча уставились на дождь за окном.
Наконец Рикки нацепил защитные очки и взял со стола серебряную пряжку. Включил миниатюрный полировальный диск размером с зубную щетку, работавший так тихо, что не мешал разговору, и начал счищать тусклый налет и крохотные серебряные заусенцы с одного из выгравированных на пряжке узоров.
Еще немного помолчав, Гарри вздохнул:
– Спасибо, Рикки.
– Не за что.
Гарри отнес чашку и блюдце к раковине, сполоснул их и поставил в сушку.
По радио Гарри Конник-младший пел о любви.
Прямо над раковиной находилось другое окно. Дождь неистово хлестал по розам. Мокрый газон пестрел разноцветными, как конфетки, лепестками.
Когда Гарри вернулся к столу, Рикки выключил полировальный круг и начал было подниматься со стула. Гарри положил руку ему на плечо.
– Не вставай. Я сам себе открою.
Рикки кивнул. Выглядел он очень слабым и усталым.
– Пока.
– Скоро начнется сезон, – напомнил ему Рикки.
– Как только начнется, сходим на первую же игру «Ангелов».
– Неплохо бы, – отозвался Рикки.
Оба были страстными болельщиками бейсбола. Их души привлекала железная логика правил, по которым строилась и развивалась игра. Это был своеобразный антипод жизни.
На веранде Гарри влез в свои башмаки, и, пока завязывал шнурки, за ним с ручки ближайшего кресла пристально наблюдала ящерка, которую он спугнул, когда взбегал на крыльцо, или, быть может, другая, но очень схожая с первой. Вдоль змеиных изгибов ее тела тускло отсвечивали, переливаясь, зеленые и пурпурные чешуйки, словно на белом деревянном подлокотнике кто-то впопыхах рассыпал горстку полудрагоценных камней.
Он подмигнул маленькому дракону.
И почувствовал, что к нему снова вернулось спокойствие,
