объяснение на транспаранте, что «патриотизм – прибежище негодяев».
Я сделал крутой поворот и подогнал машину к железным воротам. Еще не видел, но ощутил, как в мою сторону нацелились все телекамеры охраны. Опустив стекло, помахал рукой, зеленые ворота с металлическим звоном отворились, открылся небольшой дворик, четыре машины, среди них вольво и ситроен, что значит Лукошин и Лысенко уже прибыли, а другие две довольно дорогие японские машины хоть и видел пару раз, но припомнить не могу чьи.
Охранник в дверях козырнул, молодой великан арийского типа, кровь с молоком, голубоглазый, широкий в плечах, униформа трещит, едва вмещая молодое сильное тело. Я выложил на стойку все металлическое, прошел через металлодетекторы, снова рассовал по карманам мобильник, диктофон, авторучку, ключи.
Мы, движение РНИ, в собственной стране как в осажденной крепости. Кроме явных врагов, думаю, их перечислять не стоит, понятно, нам же противостоит и огромная, просто необъятная масса «простого» народа. Его периодически науськивают на «экстремистов, стремящихся столкнуть Россию в пропасть», на шовинистов, националистов и вообще гадов, только антисемитизм нам не шьют, ибо в глазах этого самого простого такое звучит не как обвинение, а похвала. Это словцо приберегают для обработки «интеллигенции», той только покажи пальцем и скажи: «антисемит», тут же начнут шарахаться, даже не удосуживаясь проверить, так ли это, ведь проверяющий уже сам по себе начинает выглядеть подозрительно. Таким обвинениям, с точки зрения вечно трусливо-озлобленного русского интеллигента, безопаснее верить слепо и так же слепо подчиняться вбитым в пустые черепа рефлексам.
По коридору навстречу грузно двигается Лукошин, огромный и широкий, невероятно толстый, с выпирающим брюхом борца сумо, еще не старый мужик, но уже с бородой лопатой, волосы длинные и падают на плечи неопрятными прядями. Пегая борода тоже разлохмачена, на усах что-то прилипло, ну что за лень в зеркало зыркнуть, все равно же перед дорогой заглядываешь в туалет… Или, как теперь входит в моду, все в лифте?
Подошел, издали протягивая мне руку, пахнуло облаком жареного лука, чеснока и мяса. Хотел даже обняться, я инстинктивно уклонился, а то еще и целоваться полезет, хотя по-русскости и почвенничеству гомосеков терпеть не может, но вот целование мужчин с мужчинами… вернее, мужиков с мужиками, считает нормальным.
– Борис Борисович, – прогудел он патетически, как церковный колокол, – я только что получил тревожное письмо от настоятеля церкви в Усть-Камше!.. Сообщает, что местные предприниматели отхватили часть земель, исконно принадлежащих церкви.
Я сдвинул плечами.
– На это есть суд.
– Но там одна тонкость…
– Ну еще бы.
– Церковь, – пояснил он воинственным тоном и выпятил грудь, достаточно широкую, но казалась бы еще шире, не переходи в объемистый живот и свисающие по бокам могучие валы, такими ограждали в старину крепости, –
