являлся Габриелю в снах: поначалу – едва ли каждую ночь и мертвый, затем – с полугодичными интервалами и живой. Живой котенок из снов неизменно прощал Габриеля – за то, что он струсил и бросил камень. И за то, что он струсил еще раз – уже в полном одиночестве, – когда не решился подойти к ограде и посмотреть: можно ли еще помочь бедному животному, можно ли его спасти.
Все было именно так.
Габриель провалялся на земле довольно долго. Он не ждал, что компания вернется, хотя, безусловно, лучше бы ей было вернуться и выполнить задуманное, отметелить слабака. Тогда Габриелю стало бы легче.
Но никто не вернулся.
Чуть приоткрыв глаза и малодушно расфокусировав взгляд, Габриель ощупал пространство возле ограды. И сразу же обнаружил неподвижное темно-рыжее пятно.
Пятнышко.
Совсем крохотное.
«Кот издох», – сказал Кинтеро. Но вдруг котенок оказался хитрецом и просто прикинулся мертвым? А когда исчезнет Габриель (последнее из безжалостных и страшных человеческих существ), поднимется, как ни в чем не бывало, отряхнется и побежит по своим неотложным кошачьим делам.
– Не волнуйся, я уже ухожу, – громко сказал Габриель.
И ушел.
Остаток вечера он потратил на то, чтобы убедить себя: котенок – хитрец. Хитрюга. Пройдоха. Ловкая бестия. Жует где-то звериные консервы и посмеивается над мальчишками-недотепами.
Габриелю почти удалось поверить в это. И он заснул в своей кровати – если не успокоенный окончательно, то, во всяком случае, примирившийся с собой.
Никто не просил котенка влезать в Габриелев сон, но он влез. «Мертвое мало чем отличается от живого, – подумал во сне Габриель, – оно всего лишь не движется и не дышит, вот и все». Мертвое не отталкивает и не ужасает, просто… оно какое-то неудобное, как заноза в пятке. Или как звук, когда пенопластом скребут по стеклу —
Габриель и проснулся от этого звука.
Он шел не извне, а рождался в голове самого мальчика; шрр-шрр-шшшррр – от висков к затылку, и снова к вискам. Трясти головой бесполезно, подпрыгивать (в надежде, что проклятое «шрр» выскочит) – тоже. Габриель пробовал читать, но не понимал из прочитанного ни строчки. Пробовал разговаривать с мамой и даже с отцом, но не слышал их голоса. Отчаявшись, он отправился в парк, где накануне оставил котенка, – вот когда скрежет и царапанье проявили себя в полной мере!.. Они стали просто невыносимыми, почти как Мария-Христина с ее вечными подколками и шуточками про недоумка. Но стоило Габриелю приблизиться к месту расправы, как все разом стихло.
Он не нашел тела. Только с десяток камней у ограды – относительно чистых, без отметин крови и шерсти. Никаких особенных следов не было и на земле, значит, он не ошибся и все понял про хитреца-котенка.
Не ошибся!..
А ко сну можно приспособиться, чтобы он не доставлял неприятностей. Наверное, так и произошло: Габриель приспособился. Во сне котенок продолжал оставаться мертвым, но при этом шерсть его не тускнела, наоборот – лоснилась и становилась все гуще. Во сне над котенком сияло солнце,
