дневным солнцем салон тут же превратился в духовку, в которой плавилась черная обивка, а пассажиры тушились в собственном соку.
Они ехали по проспекту мимо семейных лавочек и заколоченных магазинов. Чендлер поглядывал на Гэбриэла. Тот спокойно и умиротворенно развалился на сиденье. Чендлер пообещал ему полицейскую защиту и надеялся, что не подведет.
– Тебе точно не нужно к врачу? – спросил он.
– А зачем? Со мной все в порядке; так, ушибы да ссадины. Больно, конечно, зато буду знать, что надо держать ухо востро.
– Прямо как с бывшей женой, – усмехнулся Чендлер.
Парень изобразил что-то вроде улыбки.
– Давно?
Голос звучал расслабленно, под стать позе. Вместо нервной дрожи – спокойный, доверительный тон ночного диджея на радио, который ставит тоскливые мелодии, вгоняющие слушателей в сон. Складывалось впечатление, что в пассажирском кресле сидел совершенно другой человек.
Чендлер прикинул в уме.
– Семь лет уже… Точнее, семь с половиной.
– Прилично так. Скучаете?
– После того как она пригрозила, что отберет детей – нет.
– Ничего себе, – проговорил Гэбриэл. – И как, есть за что?
Чендлеру не очень хотелось обсуждать эту тему с незнакомцем, но его голос вызывал на откровенность. Чендлер чувствовал себя радиослушателем, который, мучаясь бессонницей, позвонил в студию и в прямом эфире рассказывал о своих бедах и трудностях.
– Не-а.
– И сколько у вас детей?
– Двое. Пожалуй, единственное хорошее дело в моей жизни. – Чендлер улыбнулся и посмотрел на пассажира. – Два хороших дела.
Разговоры о Тери выматывали душу, зато он никогда не упускал случая похвалиться детьми, как бы компенсируя этим невозможность уделять им достаточно времени. Работа есть работа: отчеты, проволочки, иногда надо задержаться, а иногда и выйти в неурочное время.
– Сколько лет?
– Саре почти одиннадцать, Джасперу скоро девять.
– Сара и Джаспер… Хорошие имена, – сказал Гэбриэл, но скорее из вежливости.
– Ну а у тебя есть кто-нибудь? Девушка, братья, сестры? Может, двоюродные родственники? – спросил Чендлер.
– Никого нет. – Гэбриэл тряхнул головой, в голосе прорезалась грубость, как тогда, в участке.
– Прости.
Чендлеру трудно было представить человека совсем без родных.
Гэбриэл какое-то время молча смотрел на сержанта. Взгляд вызывал неприятную дрожь.
– Ладно, я привык, – бросил он.
– Ты говорил, что лишился не только родителей, но и религии… – закинул удочку Чендлер.
Они свернули у памятника Стюарту Макаллену, шотландцу, который обнаружил в окрестностях залежи железа и тем самым вернул городу жизнь – хотя бы на несколько десятилетий. С тех пор выработку забросили, и молодежь потянулась в более перспективные края. Винить их не за что. Работа нужна всем, а тут ее не сыщешь.
