Леонидыч, у меня к тебе личное дело, – сказала Елена Семёновна, приглашая меня сесть на стул возле её стола.
У меня к ней тоже будет личное дело сегодня. Но сейчас я приготовился слушать.
– Я хочу попросить тебя заняться моей дочерью. Не пугайся, ответственность, я понимаю, но обещаю: ни нажимать, ни вмешиваться, ни тем более обвинять в случае неудач я тебя не буду.
– Вы хотите, чтобы она вступила в программу ЭКО? – дрогнул я.
Хуже нет – заниматься родственниками начальства, тем более детьми. Ну и ну… вот уж, где-то удача привалит, где-то наоборот…
– Да, хочу. Тридцать лет, семь лет замужем, ничего, никакой патологии и никаких детей. Займёшься?
Как-будто я могу отказаться…
– Елена Семённа, – в свою очередь заговорил я. – Можно и мне попросить вас о личном?
– Ещё за свой счёт хочешь? – она посмотрела из-под тридцать лет назад выщипанных бровей.
– Да нет. Я… моя… – назвать Маюшку «моя девушка» в этой ситуации было бы неподходяще, свою девушку тащу на дежурства с собой, вот я и воспользовался эти куда более располагающим термином: – моя племянница ординатор на нашей кафедре, позволите, она будет дежурить со мной?
Елена Семёновна улыбнулась:
– Поучить своим секретам хочешь? Что ж, я не против, пусть с тобой дежурит, а там видно будет, может, оформим дежуранткой и дальше… Учи. Сам учишься, когда других учишь.
Потом посмотрела на меня чуть-чуть насмешливо:
– Я и не знала, что у тебя такая взрослая племянница есть. Приводи, познакомь.
Если мой дорогой друг нашёл своё долгожданное счастье, то меня сегодня ждёт испытание. Моего терпения, самоощущения, гармонии моего мира, которую я себе создал и стараюсь сохранять. Это встреча с моей дочерью и её матерью. Это как раз к вопросу о чувствах: я не люблю встречаться с моей дочерью именно потому, что ничего не чувствую… Должен, как положено человеку, отцу, нормальному мужчине и мне стыдно, что я ничего не могу изменить в себе. Кажется, все дети должны вызывать во взрослых хотя бы умиление, как котята, но я и к другим детям этого не чувствую и тем более к Люсе. От этого я начинаю понимать, что я несовершенен, что я бесчувственный или просто плохой человек, циник, деревянный чурбан или чёрт его знает, что ещё, но от этого осознания мне становится не по себе и возвращать радость жизни тоже приходится после этого несколько дней.
Почему моя дочь не вызывает нежности и тепла в моём сердце? Спрашиваю я себя каждый раз. И не нахожу ответа. Потому, что она похожа на свою мать, связь с которой я никогда и не вспомнил бы, не получись в результате Луселия, кошмар моей жизни одно её имя? Или потому, что она не слишком приятный и приветливый ребёнок, но ведь это мой ребёнок, я должен… Каждый раз, когда я её вижу я думаю о том, что, возможно, Марина обманула меня и Люся вовсе не моя? Но Марина так уверена, невозможно так уверенно лгать. Да и моя, наверное, думаю, я сам был таким же противным и нелюдимым ребёнком.
С другой стороны, Марина постаралась извлечь из этой ситуации
