style="font-size:15px;"> – Думаю, миллионом обойдёмся.
– Послушай, Марина, я всё понимаю, но… – задохнулся я от непомерной суммы.
Люселия забурлила молочным коктейлем, втягивая остатки через трубочку, гадкий шваркающий звук вкупе с химическим запахом этого пойла вызывают невольную гримасу на моём лице.
– Ну конечно! – ожидаемо взорвалась Марина. – Ты не понимаешь! Тебе всё кажется, что я требую от тебя всё больше и больше, но ты попробовал бы сам один воспитывать ребёнка в наше время. Я даже работу не могу себе найти из-за того, что она то болеет, то надо по учителям водить, то в кружки…
Вот это ты проговорилась. Я подозревал уже давно, что содержу не только Люсю, но и Марину. И ведь сожитель у Марины есть и давно, но и за него не идёт. Не удивлюсь, что она врёт ему, что я, мерзавец, не хочу кормить свою дочь. Судя по тому, как одеты они обе, как часто эти безвкусные тряпки меняются, она не сдерживает своих аппетитов.
Чёрт с тобой, Марина. Очевидно, что я виноват уже потому, что мне тягостна и противна всему моему существу эта встреча, потому я должен платить. Хорошо, что могу хотя бы откупиться…
В подавленном настроении я приехал сегодня домой. Мамы ещё не было, Агнесса Илларионовна приготовила ужин, я застал её в передней, надевающей сандалии. Она носила странные сандалии летом похожие на те, что я носил в моём октябрятском детстве, такие же коричневые с дырочками и рантом, только размер у неё не детский. Вот интересно, она носит их несколько лет, не снашивает или покупает одинаковые?
– Вальтер Валентинович, всё горячее, можете подождать Марту Макаровну, звонила, сказала будет через полчаса, теперь уже минут через десять. Если хотите я задержусь…
– Не стоит, спасибо, мы сами, – сказал я.
Только дома меня зовут Вальтер, это моё второе или первое имя, я не знаю, Валентином меня крестили в Православном храме, все мои передки были православные, от лютеранства отошли тогда же, когда приехали жить в Россию. Но Вальтер имя только домашнее, никто за пределами моей семьи не знает его.
Пока я мыл руки и переодевался в домашнюю рубашку и джинсы, пришла и мама. Её каблучки я услышал по гулкому паркету в передней.
– Ты дома, хорошо, – сказала она, увидев меня, выглянувшего с кухни.
– Есть будешь? – спросил я. – Агнесса только что ушла.
– Пожалуй, да.
Через несколько минут мы уже сидели за столом старинной работы с толстой столешницей из морёного дуба, покрытой льняной скатертью. Запечённые в сметане грибы всегда отменно получаются у Агнессы.
– Да у Агнессы всё отменно получается, – сказал я.
Я чувствую, мама возбуждена, она начала с возмущением рассказывать мне как её последний «мнс» неожиданно начал подумывать о переезде в Канаду.
– Вообрази, это ничтожество, которое я терплю только потому, что никого больше не осталось, его тупость, «транвай», гэканье, «звОнит», противные волосы и дешёвую туалетную воду, я уже не
