готова, Алекс.
Он посмотрел на часы, передал ей записку:
– Шифр обычный. Начинай.
Застучал ключ. Женщина быстро передала сообщение и вернула записку майору. Он тут же ее сжег.
– Ждем ответа.
Женщина приготовила блокнот, карандаш и стала ждать, прислушиваясь к шуму в наушниках. Через полчаса она встрепенулась и начала делать записи. Сеанс связи закончился.
– Что, Альбина? – спросил майор.
– Минуту, Алекс.
Женщина написала на чистой странице текст, выдернула ее из блокнота и передала майору. Тот прочитал, задумчиво переступил с ноги на ногу:
– Понятно! Сворачивайся.
– Да, Алекс.
Майор вышел к машине, еще раз внимательно прочитал текст, после чего сжег и эту записку.
– Что там Центр, Алекс? – спросил напарник.
– Задание остается прежним. Уточнение после захвата. Помоги Альбине.
Они выехали из леса в 13.30 и в 14.00 проехали мост. Майор остановил машину у кинотеатра:
– Отсюда пойдете пешком.
Генрих удивился:
– Что со станцией?
– Станция останется у меня. Так надежнее. Следующий сеанс связи – 22 июня, в воскресенье. Я подъеду. А сейчас мне надо заняться служебными вопросами.
Напарник усмехнулся:
– Чего ими заниматься, Алекс? В воскресенье здесь никого не останется.
– Знаешь, Генрих, – майор обернулся, – у русских есть хорошая пословица – не надо делить шкуру неубитого медведя.
– Ты это о чем, Алекс? Неужели ты думаешь, что Красная армия в состоянии оказать серьезное сопротивление непобедимой армии вермахта? Русские даже здесь, на западе, ведут себя так, словно наши войска вышли к границе на ученья.
– Никогда, Генрих, не надо недооценивать противника. Русские – особый народ. Да, они живут впроголодь, работают, как рабы, на заводах и фабриках, я уже не говорю о колхозах. Они одеты не как европейцы, хорошо если у мужчины есть один выходной костюм, а у женщины платье. Их давят репрессиями, подвергают моральному унижению. Но зато у русских есть одна, с моей точки зрения, совершенно замечательная особенность. Они каким-то невообразимым образом умеют перестраиваться и мобилизовываться. Неужели, проработав в России почти пять лет, ты этого еще не заметил?
Генрих пожал плечами:
– Русские – низшая раса, так же как украинцы, белорусы и все народы, входящие в Советский Союз. Этого для меня достаточно. Приходится общаться с ними на равных. Но знал бы ты, с каким усилием это мне дается! А евреи? В одном только этом городе их десятки тысяч. Когда я вижу еврея, моя рука машинально тянется к пистолету. До того ли, чтобы оценивать их?
– Напрасно, Генрих. С евреями вопрос будет решен кардинально и быстро, как, впрочем, и с большевиками, но со всеми остальными нам придется работать и в условиях оккупации. Конечно, не нам лично, а другим нашим соотечественникам. Вот только удастся ли блицкриг? Здесь у меня большие сомнения. Русские даже без патронов, с одним только штыком будут драться отчаянно. Когда их стране угрожает опасность, они забывают и про репрессии,
