ему на ладонь и помог сжать пальцы вокруг нее. Когда цветок сдавило в кулаке, черные прожилки разлились, затапливая лепестки целиком – и камелия, обратившись в чистую Тень, впиталась в кожу. Сторож сипло вдохнул и прикрыл глаза. Когда он открыл их, болезнь отступила. Он казался спокойным, и Ларри переключил внимание на толстяка.
Тот плакал, и это было так мокро и нелепо, что Ларри сжал губы. Старые люди не должны испытывать таких сильных чувств, им надо быть почтенными и достойными, но что взять с больного. Ларри осторожно вытащил еще одну камелию и собирался повторить свою речь, но толстяк резким, грубым жестом отмахнулся. На дочь он больше не смотрел, будто, лишившись своей лихорадки, она перестала быть ему интересной.
– Давайте же, – мягко сказал Ларри, по-прежнему пряча нож за спиной. – В вашем возрасте так волноваться просто…
Старик презрительно фыркнул, опустив глаза, – потрясенный, жалкий, с красными пятнами на щеках. И Ларри понял, что он хочет сделать, за секунду до того, как это произошло.
Тень тянется к несчастью, а толстяк был самым несчастным в этой комнате, и змейка, которой они беспечно позволили уползти во тьму, вилась прямо у его ног. Ларри успел сделать только шаг, а толстяк с прытью, которой Ларри совершенно не ожидал от такой развалины, нагнулся, схватил змейку и сжал в руке.
Ларри успел подскочить и ухватить змею за хвост, но она уже скользнула прямо внутрь запястья, и хвост остался у него в руке. Толстяк медленно бледнел. Видимо, змея доползла до сердца, и ток крови прекратился.
– Зачем вы… – прошептал Ларри.
– Нет жизни без любви, – еле шевеля губами, выдавил толстяк.
Бунтари и подпольщики выкрикивали этот лозунг, писали его на стенах – глупость, плод больного рассудка, но сейчас у Ларри от этих слов мурашки по коже поползли. Толстяк упал на пол с неприятным глухим стуком, и Ларри вытер лоб дрожащей рукой. Человек, который еще мог бы работать, лишил себя жизни – его не похвалят за то, что он такое допустил.
Женщина смотрела затуманенно – у любого нормального человека самоубийство вызвало бы ужас, но Ларри слышал, что после камелии первое время все чувства притуплены, не только болезненные привязанности.
– Верните, что взяли, – негромко сказал Ларри бледному до синевы сторожу. – Я помечу в отчете, что преступление вы совершили в состоянии болезни. Про то, что вы на меня напали, упоминать не буду. Год исправительных работ – и начнете новую жизнь.
Сторож не двигался, и Ларри слегка подтолкнул его в сторону выхода.
– Несите, – с нажимом сказал он. – Я не верю, что вы успели все продать, черный рынок в такую рань закрыт. А сообщника мы поймаем, не беспокойтесь.
Сторож тускло посмотрел на него и вышел за дверь. Женщина села на стул у входа, без выражения глядя, как Ларри опустился на колено около мертвого тела и коснулся его, отдавая Тени. Она охватила его и приняла – тело стало прозрачно-черным, потом исчезло совсем. Хоть оно принесет пользу, раз его обладатель
