как мел, голова запрокинута назад, зубы оскалены. Что же этот папа-доктор с ней сделал? Что он рассказал ей по-немецки?
– А Сабину Николаевну вы тоже подлечите? – спросила я и сама испугалась, зачем я такое спросила.
– Я ее уже подлечил, – папа-доктор криво улыбнулся, будто понарошку. – Ей стало плохо, но через пять минут она придет в себя. – И тут я заметила на столе сломанную ампулу и медицинский шприц, какой я видела у мамы Вали на работе.
– Давай я перевяжу твой палец, и иди к себе.
Но только он начал перевязывать мне палец, как в прихожей грохнула дверь и в столовую ворвалась мама Валя.
– Что они с тобой сделали? – заорала она, увидев мой окровавленный палец.
– Она порезала палец, и я ей делаю перевязку, – постарался успокоить ее папа-доктор.
– Какое право вы имеете перевязки делать? Вы что, врач? – еще громче заорала мама Валя и вдруг заметила Сабину на диване и шприц на столе. – А с этой что вы сделали? Она с утра была совершенно здорова!
Веки Сабины дрогнули, и она открыла глаза:
– Не дери глотку, Валентина, – я бы ни за что не поверила, что она может обратиться так грубо к маме Вале и еще на «ты», – это мой муж Павел, он врач. Он мог бы и тебе помочь, если бы ты на него не бросалась.
Мама Валя вдруг тоже перешла на «ты»:
– Так у тебя есть муж врач? Что же ты молчала? И где ты его прятала?
Сабина закрыла глаза и прошептала:
– Иди к себе, Валентина. Мы поговорим об этом потом.
Мама Валя сразу притихла, втянула голову в плечи и потащила меня к выходу. Когда за нами закрылась дверь, она спросила:
– Что здесь произошло? Почему ты порезала палец?
Я попыталась ей рассказать, как доктор-муж открыл парадную дверь своим ключом, как они выгнали Еву на кухню и заговорили по-немецки, но в голове у меня все смешалось – и картошка, и наш острый ножик, и лицо Сабины, белое как мел, и шприц на столе рядом со сломанной ампулой. Она слушала внимательно, не говоря ни слова, и я видела, как в голове у нее крутились какие-то мысли, как будто она наматывала нитку на катушку. Я совсем запуталась и кончила рассказывать, а она все молчала.
– Что-то у них случилось, – сказала она наконец. – Никому не надо об этом рассказывать.
Мы долго-долго сидели молча, пока в замке опять не повернулся ключ – это вернулась Рената.
– Мама! – закричала она весело, вбегая в комнату Сабины и еще не успев закрыть за собой дверь. – Я устроила для нас с Евой… – Но вдруг замолчала и спросила растерянно: – Что случилось? Папа приехал? Почему у вас такие лица?
Тут дверь захлопнулась, и все заговорили разом. Но хоть я нарочно вышла в коридор, чтобы послушать, ничего нельзя было разобрать, потому что они опять залопотали по-немецки. Лопотали они недолго, я даже не успела перечистить все наши туфли по второму разу, как Павел вышел на кухню и начал растапливать плиту, которую из-за жары не топили при нас ни разу.
– Зачем топить плиту летом? – поинтересовалась я.
– Сегодня вся семья в сборе, на керосинке
