он становился слишком уязвим: увидит приближающегося полицейского – может сорваться и начать стрелять налево и направо.
Когда Рен отошла на несколько шагов, Джордж заговорил.
– Пистолет на пол! – Он перехватил собственное оружие и прицелился прямо Хью в грудь.
Хью наклонился и медленно разжал пальцы, отпуская пистолет.
– Как скажешь, Джордж, – произнес он. – Что ты теперь намерен делать? Твой черед.
Заметив, как взгляд стрелка скользнул по крышам зданий, он молча молился только о том, чтобы снайперы хорошо замаскировались.
– Ты заверил меня, что готов на все ради своей дочери, – проговорил Джордж.
В горле встал ком, Хью не хотел, чтобы Джордж продолжал говорить о Рен, даже думать о ней! Он рискнул искоса взглянуть на дочь: Рен уже была где-то на полпути к командному пункту.
– Ты постоянно повторяешь, что мы не слишком отличаемся, – продолжал Джордж. – Но по-настоящему сам в это не веришь.
Что бы Хью до этого ни говорил, пытаясь завоевать доверие Джорджа, он прекрасно понимал, что между ними есть и навсегда останется главное различие – и дело тут в моральных принципах. Хью никогда не забрал бы жизнь другого человека во имя собственных убеждений. Сейчас его поразила мысль, что как раз убеждение и привело сюда Джорджа.
– Джордж, все еще может хорошо закончиться, – начал Хью. – Подумай о своей дочери.
– После случившегося она больше не будет смотреть на меня так, как раньше, – отозвался человек с пистолетом наизготовку. – Тебе не понять.
– Тогда попробуй мне объяснить.
Он ожидал, что Джордж силком втянет его в клинику, где забаррикадирует дверь и станет использовать Хью, чтобы вести торг, угрожая убить его.
– Ладно, – вдруг согласился Джордж.
День как раз уступал право ночи. В сгущающихся сумерках Хью заметил движение пистолета и по привычке потянулся за своим оружием… но тут вспомнил, что опустил его на пол.
Но Джордж целился не в Хью. Пистолет был направлен на Рен, которая еще добрых три-четыре метра не дошла до навеса, – на движущуюся цель, которую, как самонадеянно думал Хью, он может уберечь.
Когда его дочь была маленькой, Джордж читал ей вместо сказок Библию, в которой далеко не все истории имели счастливый конец. Так Лиль проще было понять, что любовь – это самопожертвование. А если взглянуть на бойню с другой стороны, она может показаться крестовым походом.
Мы все способны на поступки, о которых никогда и не подозревали. «Что ж, детектив, – подумал он. – Ты просил меня объяснить. И я объясню. Мы с тобой не такие уж и разные». Не «герой» и «злодей». Не «активист за запрет абортов» и «доктор, прерывающий беременность». Не «полицейский» и «убийца». Медленно качаясь на волнах собственных убеждений, мы неизбежно заглатываем воду всякий раз, когда открываем рот.
Ему так захотелось рассказать сейчас своей дочери, что он это понял…
Он нажал на спусковой крючок.
