неслыханная и ужасная история! – воскликнула Барбара. – Слушая ее, чувствуешь себя дикарем-каннибалом.
– Ex Africa[8], – с улыбкой произнес юрист. – История ведь и происходит из страны каннибалов. Полагаю, все такие истории щедро окрашены негритянской кровью, особой субстанцией, из-за которой чувствуешь себя, словно в кошмаре, и не можешь толком понять, кто же здесь главный герой: дерево, человек или сам дьявол. У вас разве не было подобного ощущения, когда вы читали «Сказки дядюшки Римуса»[9]?
– Да-да, – сказал Пейнтер, – все так и есть.
Теперь он взглянул на законника с новым интересом. Юрист, представленный как мистер Эйш, принадлежал к людям, более достойным внимания, чем кажется на первый взгляд. Если бы Наполеон был рыжеволос и – на удивление – удовлетворился бы тем, что втиснул бы свои амбиции в узкие рамки провинциальных тяжб, он мог бы выглядеть точно так же. Рыжая голова его выглядела слишком большой и значительной, а тело, скрытое под темной, неброской одеждой, по сравнению с ней казалось более тщедушным – в точности как у Наполеона. В обществе сквайра он, по всей видимости, чувствовал себя свободнее, чем доктор: тот, хоть и джентльмен, был довольно робкого десятка и пытался держаться в тени.
– Как вы совершенно справедливо заметили, – сказал Пейнтер, – моя история явно окрашена элементами дикарской культуры, возможно негритянской. Однако я полагаю, что в ее основе лежит некая агиологическая[10] притча об отшельнике, и хотя знающие критики возражали мне, что никакого святого Секируса никогда не существовало, он мнится мне аллегорией разведения лесов как такового, ведь его имя в переводе с латыни означает «топор».
– Ну, если так рассуждать, – вмешался поэт Трегерн, – можно договориться до того, что сквайра Вейна не существует, а он лишь аллегория флюгера[11].
Его шутка была встречена довольно прохладно. Наморщив лоб, Эйш взглянул на поэта поверх стола; тот ответил ему несколько двусмысленной ухмылкой.
– Следует ли мне так понимать, – спросил Эйш, – что вы готовы признать как юридический факт существование этого загадочного Секируса? Или, чего доброго, то, что деревья могут ходить?
– Я вижу проходящих людей, как деревья, – отвечал поэт, – как тот прозревший слепец из Евангелия[12]. Кстати, как следует понимать, вы-то признаете юридическим фактом существование упомянутого… чудотворца?
Пейнтер вмешался в разговор – вежливо, но поспешно:
– Это звучит загадочно, словно речи психолога. Вы видите людей как деревья?
– А есть разница? Я не представляю, почему люди ходят, так почему я должен быть уверен, что деревья на это неспособны? – парировал поэт.
– Вообще говоря, такова природа их организмов, – подал наконец голос врач, доктор Бартон Браун. – Она заложена
Речь о латинской фразе «
«Сказки дядюшки Римуса» – собирательное название написанных Джоэлем Харрисом сказок, основанных на фольклоре чернокожих рабов юга США.
Агиологическая – имеющая отношение к агиологии, науке, изучающей святость и ее восприятие в разные эпохи. Преимущественно исследовались жития святых с целью понять, что именно воспринималось как святость в те времена и в тех местах, где эти жития писались. Агиология также изучает различные богословские сочинения, затрагивающие тему святости.
От англ.
Имеется в виду история о слепце, которого Христос излечил наложением рук. Сначала Иисус спросил слепца, видит ли он что-то, и тот ответил: «Я вижу проходящих людей, как деревья» (Марк 8:24). Иисус решил, что слепец излечен не до конца, снова наложил на него руки, и после этого тот прозрел полностью.
