на Дэва, и оба падают, осыпая друг друга ударами и ругательствами. Наконец Глен откашливается, берет миску с овощами и с размаху швыряет ее об стену. Миска с грохотом падает на пол, по стенам и потолку разлетаются листья салата.
Братья поднимают головы, словно застигнутые врасплох свистосвиньи.
– Сядьте, оба, – командует Глен, откидываясь на спинку стула. – Живо.
Его дети послушно подчиняются.
– Папа, он первый начал… – начинает Дэв.
– Не слушай эту вероломную обезьяну, папа, – прерывает его Уэбб.
– А ну тихо! Похоже, вам крайне необходимо преподать урок. Я уже стар, и вы оба появились на свет позже, чем мне бы хотелось. Я считал себя одиночкой, простым фермером, пока не встретил вашу мать – да упокоят звезды ее душу. – Он прикладывает ладонь к сердцу и закрывает глаза. – Так что я кое-что повидал на своем веку.
– «Мне пришлось ползти к зданию академии на четвереньках сквозь грязь и колючки, а горные медведи отгрызли мне обе ноги…» – издевательски бормочет Уэбб.
Глен направляет на него нож:
– Хватит нести чушь, парень, пока я не исполосовал твою шкуру сухим стеблем!
– Извини, папа, – бурчит Уэбб.
– А теперь слушайте. На круги своя возвращается то, что мы уже проходили. Прежде миром правила Республика, и так будет снова. На какое-то время наступит всеобщая радость, и все будет тип-топ, но потом кто-то опять решит, что знает, как лучше. И Новая Республика – или Самая Новая Республика, или Республика Этой Недели – будет жестоко их подавлять, а те, с лучшими, по их мнению, идеями, станут отважными повстанцами, Республика превратится во врага, и все повторится в очередной раз. – Глен потирает глаза. – Я достаточно стар, чтобы помнить те времена, когда Республика погубила себя сама. Ее не захватила Империя – она сама стала Империей, медленно и постепенно, не за одну ночь, но за годы и десятилетия. Спелый плод всегда вкусен, но он не может оставаться таким вечно. Любой плод сгниет на ветке, если провисит достаточно долго. Не забывайте об этом.
– Папа, – говорит Дэв, – в этот раз все будет иначе.
– Он выбрал свою сторону, – заявляет Уэбб. – А я – свою.
– В том-то и проклятая проблема! – Глен ударяет кулаком по столу. – Вы оба выбрали свою сторону, хотя вашим выбором должна стать семья. Всегда и при любых обстоятельствах. Но вы сидите и ссоритесь, словно стая птиц из-за первого и последнего червяка. Помните Локвейнов? Старик Кат сражался во время Войн клонов. Он понял истину: ни одна из сторон в войне не может быть правой. И он поступил так, как следовало, – остепенился, завел семью и ни во что больше не ввязывался. Но вы двое…
Раздается вой двух СИД-истребителей.
Имперцы здесь просто так не появляются. Дэв внезапно все понимает.
– Ты меня выдал, – в ужасе шепчет он, глядя на брата.
– Империя хорошо платит за повстанческую мерзость, – пожимает плечами Уэбб, но слова его звучат уже не столь уверенно – к ним примешиваются стыд и чувство вины.
Неожиданно
