медсестры, разве можно меня заподозрить в чём-то ещё, кроме процедур – можно(!), притом, что процедура процедуре рознь), – начав в довесок ещё и ржать. А у неё, между прочим, в руках шприц, и при таком её сотрясении воздуха и себя вместе с ним, это небезопасно.
Левша же, посмотрев на дверь, ведущую в коридор, не согласился с этим предложением медсестры. – Тогда на кушетку, милок. К лесу передом, а ко мне задом, или наоборот? – сбилась с мысли и вследствие чего задумалась медсестра. А если уж медсестра в таком на счёт своих действий замешательстве, то, что уж говорить о Левше, который, конечно, не в первый раз подставляет свой зад под уколы, но может сейчас особенный случай и медсестре нужна его особенная часть тела, чтобы точечно доставить лекарства до своей области применения. И Левша стоит в растерянности и ждёт, что на его счёт решит медсестра. А медсестра в свою очередь не понимает, чего это её пациент упорствует и не хочет делать то, что ему хорошими пока словами сказали. И она даёт ему последний шанс, спрашивая. – И чего мы ждём?
Ну а Левша до этого момента знал, чего он ждал, – её уточняющей команды, – то после этого её вопроса уже ничего хорошего от неё не ждёт. И от того он молчит и только в ответ глупо глазами вращает. Ну а медсестра вот как раз такие на себя взгляды терпеть не может, она прекрасно знает, что они значат, – я вас не понимаю, и не собираюсь вас понимать по причине вашей толстокожести, – и они её естественно больше чем нервируют – она тут же выходит из себя.
– Ах, вот значит, как ты на меня и на всё это смотришь! – закипает в ярости медсестра, и Левша даже не понимает, как всё это с ним получилось – он взял, стянул с себя штаны и всех удивил тем, что брякнул: Не хотите к себе задом, тогда пусть будет по-вашему, передом.
Ну а то, как на всё это дело посмотрела медсестра-попадья, то этого эта история, выдуманная в центре по дискредитации сопротивления пациентов, ещё называемых центрами реабилитации, пока не применены все меры воздействия на Левшу, умалчивает, а сам Левша ни каким местом о ней слыхом не слыхивал. Его если и водили на уколы, что было крайне редко, то не в одиноком качестве, а в связанном по рукам и ногам, при обязательном сопровождении санитаров состоянии. И здесь причина и следствие находятся не в той последовательности, как можно изначально предположить – его связали не для того чтобы он не оказывал сопротивление в деле поставки укола, а ему крайне понадобился успокаивающий укол, по причине того его буйного поведения, которое и привело его к такой связанности.
Между тем из последующих слов Левши для Гая начинает проясняться, почему Левша так добродушно отозвался о Макарии. Как со слов Левши выясняется Гаем, то Левша не так-то прост, как он на первый взгляд всем кажется, и он по дьявольски коварен по отношению к своему идеологическому противнику, людям в медицинских халатах. И он не ограничивается прямым упорным сопротивлением врачам, пытаясь их своими дерзкими и неоднозначными ответами спутать с мысли, и отрицать
