Вам предоставляется последнее слово. Желаете сказать что-нибудь? – обратился судья к банкиру. Тот кряхтя поднялся, поправил костюм и посмотрел в мою сторону. У меня мурашки побежали вдоль позвоночника, какое-то нехорошее предчувствие появилось.
– Да, Ваша честь. Я раскаиваюсь, и хочу извиниться перед Евой, за своих охранников, за себя… Ева, я не буду больше преследовать тебя, живи спокойно. За твои вещи и документы я выплачу компенсацию, коня тоже оставлю в покое, он твой…
Я усмехнулась. Конь мой! Да он и так мой был! Стоило мне умереть и воскреснуть, чтоб до Сироткина это дошло. Ну хоть в покое меня оставит, и на том спасибо, спокойно выношу и рожу своего малыша, не оглядываясь по сторонам от испуга, что снова начнется стрельба. Я посмотрела на банкира. Тот смотрел на меня так, будто и правда сожалел обо всем, какая-то тоска была в его взгляде. Потом вздохнул и проговорил:
– За маму твою меня прости… не уберег я свою любимую Вероничку, сына не уберег, не рождённого…
Меня будто подбросило что-то, я вскочила с места, позабыв про ко-стыли, даже про то, в каком месте нахожусь. От его слов я просто обезумела, неуклюже двинулась в сторону банкира. Тим обхватил меня за талию, не давая и шагу ступить, что-то говорил мне, но я не слышала его, видя перед собой только скорбное лицо своего обидчика.
– Не уберег, говоришь! Сожалеешь тварь!!! Убил мою маму, братика моего… да как после этого ты смеешь вообще вспоминать о ней?!! Никогда не прощу тебе ее смерти, никогда!!!
– Это не я ее убил…
– Ты!!! Ты нанял этих ублюдков!!! – я мотнула головой в сторону бывшего конюха, я вся горела от негодования и кричала, не слыша, как судья колотит деревянным молотком по столу, не чувствуя ничего, кроме бешеной ярости.
– Ты че гонишь! Это папашка твой нас нанял, а не этот! – Субботин тоже рванулся в мою сторону, желая докричаться до меня. Полицейские выкрутили ему руки и пригнули к столу, а он все вырывался и кричал что-то про моего отца.
– Еваааа!!! Успокойся, родная! Тише, тише малышка моя… – Тимоша сграбастал меня в кучу, не давая даже пошевелиться, шептал в ухо. – Поду-май о ребенке, тебе нельзя так волноваться… ты же не хочешь навредить ему?
Слова любимого отрезвили меня, я и правда забыла о своем малыше. Тим усадил меня на место, вытирая бегущие по щекам слезы. Как и всегда его огромные шоколадные радужки успокаивали меня, я смотрела в них, затихая. Судья призвал всех к тишине, потом задал вопрос Субботину, попросив полицейских подвести его к трибуне:
– Как я понимаю, есть невыясненное обстоятельство этого дела? Свидетель Субботин, прошу пояснить ваши выкрики.
– Только не это! – выдохнул Тим возле моего уха.
– Ваша честь! Это обстоятельство не относится к данному делу. Свидетель Субботин проходит по другому делу, так вот это обстоятельство оттуда. – вмешался прокурор.
– Оно касается потерпевшую, как я понял? Значит будем разбираться.
