явшее контуры Солнце. Создавалось ощущение, что оно норовило улизнуть и дожидалось подходящего случая. Все вокруг вымерло; из вытяжных труб еле выползал жидкий дымок. Улица некоторое время оставалась безлюдной. Наконец хлопнула входная дверь, выпустив на свободу облако пара, – в подъезде, напоминая гейзеры, тонкими струями фонтанировали батареи. Сквозь паровую завесу просматривался силуэт женской фигуры, на ходу запахивающий пальто. То подгоняемая недовольным супругом домохозяйка рванула в булочную. Позабыв о гололеде, она поскользнулась. Злорадно завизжали навьюченные ранцами школьники. Вскоре они охладели к зрелищу развалившейся тетки, и стали бросаться снежками. Вдоволь наигравшись, мальчишки разбежались кто куда.
Незаметно день клонился к вечеру, сгущались сумерки. В пятиэтажных небоскребах беспорядочно вспыхивали окна. На улицах появился возвращающийся с работы народ. Покачиваясь, шумной гурьбой шли работяги. Их проспиртованное дыхание добавляло в аромат зимы каплю густого русского духа. Торопливо семенили работницы городских учреждений. А как же им не спешить, если дома ждут умирающие от голода дети, мужья, кошки и попугайчики! Медленно, вразвалочку фланировали пенсионерки. Объемные как танкеры, они никуда не торопились. Да и куда им, собственно, бежать? Век прожит, ноги болят, руки не гнутся, голова не работает. Прогуляются на ночь глядя и поплетутся домой, к телевизорам, смотреть очередную белиберду от Малахова.
Лампадками зажигались фонари. Вокруг них мошкарой вились незаметные доселе снежинки. Днем их было не видно, или на них просто не обращали внимания. В парке показались приверженцы здорового образа жизни. Встав на лыжи, они грациозно, в замедленном темпе переставляли свои удлиненные деревяшками ноги. Смотришь на них и размышляешь, куда бегут: от инфаркта, или – к нему? Сразу и не поймешь. Ничего, врачи разберутся в причинах остановки сердца. Ширк-ширк, ширк-ширк скользили по проторенной лыжне люди в спортивных шапочках и исчезали в темноте.
Вот и – ночь! Завыл в водосточных трубах ветер, погнал волчьей стаей поземку по снежному насту. Спрятались за тучками-невидимками звезды, прихватив с собой рогатого ухажера.
На первом этаже дома №5, что по улице «Пионеров-героев», проживал некий дядя Лева. Дядей его назвать можно было с натяжкой, так как ему давно стукнуло восемьдесят с гаком. Но, судя по числу старух, навещавших его, он пребывал еще в самом соку. Старушки менялись часто, и так же часто между ними вспыхивали ссоры, доходящие до рукоприкладства. Вы когда-нибудь видели дерущихся старушек? Нет? Вы много потеряли! Весьма занимательное зрелище! Битва начиналась со словесных перепалок. Добропорядочные с виду бабульки вдруг начинали называть друг друга представительницами древнейшей профессии в простонародном варианте, прошмандовками и всякими другими ласковыми словами. Доведя себя до кондиции, они бросались врукопашную. Их агрессии могли бы позавидовать обожравшиеся мухоморов викинги или хладнокровные самураи. Оренбургские платки сползали на разрумяненные морозом лица, трещали цигейковые воротники, в больных ногах просыпалась неведомая сила, и старушки демонстрировали приемы карате. Пинали, если честно, не очень высоко и весьма не умело. После удара бабушки-ниндзя не могли удержаться на ногах, и борьба переходила в партер. За соревнованием из-за шторы следил главный приз – дядя Лева. Ему льстило повышенное внимание слабого пола. Он курил, крутил в пальцах спичечный коробок и недовольно покачивал головой. Кажется, что некоторые удары дерущихся расстраивали его: он бы врезал не так и врезал бы посильнее. Но что об этом говорить, дрался-то не он! Бабушки к тому времени глубоко дышали, развалившись в сугробе. Словно из лопнувших труб, из беззубых ртов вырывался пар. Случайные прохожие помогали соперницам подняться, и те расходились по домам, на ходу посылая неизвестно кому проклятия: то ли дяде Леве, то ли конкурентке.
В это время в подъезд кошкой юркнула третья «куколка», следившая за битвой из-за угла. Сегодня ее день! Сейчас они попьют с Левой чаю, снимут бесполезные челюсти, дабы не загрызть друг друга в порыве страсти или не подавиться ими в момент поцелуев, и приступят к изощренным ласкам. О, Боги, знали бы вы, на что способны списанные со счетов пенсионеры! Никакая камасутра не может поспорить с эквилибристикой на ветхозаветном диване – скрипучем ложе с неоднократно подмоченной репутацией. Нет, диван великолепно справлялся с возложенной на него функцией. Он замечательно пружинил: остался еще порох в пороховницах; протяжно и эротично скрипел, добавляя соитию толику юношеской романтики. Репутацию ему подмачивало ночное недержание хозяина. Пометив территорию, дядя Лева сушил диван утюгом, отчего квартиру заполнял аромат печеных яблок. Старик распахивал форточку. Сквозняк выветривал компрометирующие хозяина запахи, но легкий душок всё же оставался. За долгие годы он впитался в обои и никак не хотел улетучиваться. Но это сущая ерунда! Квартиру вновь ждал фестиваль разврата!
Иногда случались накладки. При встрече с поклонницами у ловеласа отшибало память, и дверь оставалась не запертой. В самый пикантный момент в квартиру могла ворваться нежданная гостья. Дядя Лева категорически
