не поняли друг друга. Каждая семья имела «прошлое», о котором говорили многочисленные татуировки у отцов, а частенько и у матерей. К лишению свободы относились спокойно и с детства прививали уважение к воровским традициям. Дошло до того, что юноши, достигшие призывного возраста, чаще попадали не в армию, а за колючую проволоку, и это было в порядке вещей.
Темяшане росли в спартанских условиях и не особо следили за модой, но к внешнему виду относились трепетно. Особым шиком считалось выйти в свет в домашних тапочках, трико и цивильном пиджаке – поверх майки. Дополняли прикид мохеровая фуражка и резной мундштук в зубах.
Помимо кутежей и разведения домашних голубей в Темяшеве любили почудить. Основной мишенью для народных забав служило железнодорожное полотно. Оно шло под небольшой уклон – и поезда сбрасывали скорость. Темяшане обильно смазывали рельсы солидолом, прятались в кустах и со смехом наблюдали за тщетными потугами состава взобраться на взгорок. Машинист вызывал бригаду путейцев, и те с трехэтажными матюгами драили рельсы. Эту шутку селяне повторяли из года в год.
Поскрипывая снежком, в Темяшево пришел декабрь. Продрогшие яблони и вишни накинули на себя белые оренбургские платки и выглядели не так убого, как накануне. Зима украсила промокшие крыши ожерельями из сосулек, расписала витиеватыми узорами окна деревенских хибар. В завершение она по-хозяйски покрыла все жемчужной пылью. Одним движением зима стерла осеннюю хохлому и раскрасила мир неброской гжелью.
Зюзя, или Сергей Андреевич Зюзиков, как он значился в документах, очнулся от навязчивого стука в окно. Обычно так стучали желтобрюхие синицы, когда выщипывали из щелей паклю для своих нужд. Зюзя потер подбородок, поднялся и отдернул занавеску. На улице пускал клубы пара вечный собутыльник Тренька. Он мало чем отличался от Зюзи: те же татуировки на руках, тот же холодный неприветливый взгляд и единственная мысль, прочно запутавшаяся в извилинах: где взять денег?
– Одевайся, – без всяких приветствий заявил он. – Могилку надо приготовить хорошему человеку. Обещают неплохо забашлять, плюс – по пузырю на брата!
Тренька отстранил не проснувшегося до конца приятеля, прошел в избу и зачерпнул из ведра воды. Пожар внутри организма пошел на убыль. Тренька вытер губы рукавом фуфайки.
– Давай, пошевеливайся! К обеду надо закончить.
Выкопать могилу хорошему человеку – святое дело! А к святым делам Зюзя относился трепетно. Можно сказать, он только и жил тем, что помогал людям в трудную минуту: то огород вскопает, то забор поправит, а то дрова наколет. И все-то почти задаром. Устав от праведных дел, он позволял душе расслабиться и кого-нибудь грабил. После чего уезжал валить тайгу или вязать сетки. Вернувшись из лагеря, Зюзя божился, что начнет жизнь с чистого листа, но окружающая обстановка одним махом заставляла забыть о клятве,
