еда? – прервал его мысли вопрос старухи.
– По вкусу, – совершенно искренне ответил Волчонок, – спасибо, – о благодарности в наставлении ничего не говорилось, но Волчонок решил, что это никогда не повредит.
– Знал бы, за что благодаришь, – усмехнулась старуха и тут же, спохватившись, сменила тон, – коли по вкусу, так, стало быть, ты наш, иди пока в дом для дорогих гостей, отдохни с дороги, а я здесь подожду, может, еще какой молодец прибредет, то-то у нас с тобой пир будет.
Никакого дома Волчонок не видел. Старуха махнула рукой в сторону леса. Волчонок разглядел плетень из свежесрезанных веток, огораживающий небольшую, шагов в шесть, прогалину между елями. Это и был дом, весь дом, потому ничего другого, кроме плетеных стен, в нем не было, ни крыши, ни окон, ни печки, ни стола, ни лежанок, хотя нет, лежанки были – толстый слой опавшей хвои.
Верный дедовским обычаям, Волчонок растянулся на ней, намереваясь вздремнуть после обеда, но тут выяснился еще один недостаток неземной пищи по сравнению с густой наваристой ароматной материнской похлебкой – спать не хотелось совершенно, оставалось только лежать и пялиться в четырехугольник неба или, в щелку в неплотном плетне, на полянку. Там было, на что посмотреть.
Сначала Волчонок уловил едва различимый шелест шагов, потом заметил Братца, осторожно выглянувшего из кустов на краю полянки. «Молодец, тихо подобрался, с подветренной стороны», – искренне похвалил Волчонок брата. Ритуал встречи со старухой повторился до мелочей. И вновь Волчонок испытал гордость за брата, видя, как тот бестрепетно выдержал атаку старухи. Еще он подивился ловкости старухи, слаженности движений ее рук, оказалось, что левым кинжалом она подцепляла и вскидывала прядь волос, а правым отсекала ее у основания. Глядя на лысеющего на глазах брата, Волчонок непроизвольно провел рукой по собственной голове – ежик, новорожденный ежик.
Но вот Братец, чуть пошатываясь, ввалился внутрь загородки, ошалело посмотрел на Волчонка, не узнавая его, также непроизвольно схватился на оболваненную голову, чуть улыбнулся и свалился в изнеможении на землю. Более или менее пришел он в себя, когда в доме появился третий из их товарищей. Уступив ему малопочтенную роль бездыханного тела, Братец подполз к Волчонку и прильнул к соседней щелке в плетне.
Каждый из последующих пришельцев появлялся на полянке с все большим треском и выдерживал испытание с все большей дрожью. Последний, Лягушонок, так и вовсе забыл заветные слова. Старуха, обрив его, принялась за одежду, вскоре Лягушонок стоял в одних портах, дрожа уже и от холода. Волчонок зажмурил глаза, чтобы не видеть, как старуха будет крошить их товарища на мелкие кусочки, и содрогнулся, представив будущий ужин. Но старуха, видно, и сама умаялась. Истощив все угрозы, все известные ей рецепты приготовления человечинки, она остановилась и жалостливо спросила:
– Может быть, ты есть хочешь?
– Зачем ругаешься, старая?! Зачем грозишься не спросясь?! – пропищал, наконец, Лягушонок
