своих актов, они совершенно не интересны. Упомяну лишь о том, что расстояние между ними достигало порой нескольких лет.
Чего я нисколько не стесняюсь, да и сожалений об этом высказывать не собираюсь. Я никогда не стремился к сексу ради секса. Ну, почти никогда.
Я воспринимал его всегда крайне серьёзно – как мистический, вселенский акт смешения кровей, личностей и судеб. Как выход в запредельность. Как соприкосновения с рычагами реальности, от которых шестерёнки этого мира начинают вращаться иначе.
Ровно так относится к сексуальному соитию и мой Адам Протопласт. Хотя что там ровно – он относится к нему гораздо, просто несоизмеримо серьёзнее. Ибо считает, что подобный обмен энергиями с кем бы то ни было может навсегда уничтожить в нём природный дар распознавания и подчинения окружающих.
Избегу описания прочих актов ещё и потому, что текст этот может прочесть моя жена, и крепости наших семейных стен это явно не поспособствует. Я и без того разболтал слишком много, за что, вероятно, ещё поплачусь в той или иной форме.
Могу сказать обожаемой супруге лишь одно: дорогая, горячо и нежно любимая Оля! Всё это случилось до тебя, когда ещё ни один образ твоей сущности не проявился предо мной в этом мире.
Ну а после того, как я надел на палец преподнесённое тобой кольцо и поставил подпись под документом, скрепляющим наш союз, ни одна женщина этого мира не была осквернена прикосновением моих чресл. Ты – моя жизнь, моя судьба и моё откровение! Никто больше не нужен мне в этом паскудном мире.
Как бы между прочим замечу, что по иронии судьбы я учился со своей женой в одной школе. У неё был номер 10, она располагалась в нижнекамском микрорайоне, который в народе носил название Китай. Учился на класс выше, и наверняка мы с ней неоднократно сталкивались в школьных коридорах.
А вот познакомились и сошлись лишь тогда, когда нам перевалило за тридцать.
При желании из этого небольшого казуса тоже можно выжать романтическую начинку.
Это уточнение я привожу не просто так, а с глубокой целью продемонстрировать социологическую подоплёку всех событий нашей жизни, которая на самом деле детерминирована до такой степени, что рассуждать о случайностях и каких-то чудесах в ней совершенно не приходится.
Вот взять нас с супругой. Жили в одном микрорайоне, учились в одной школе. То есть формировались в абсолютно одинаковой среде со всеми её внутренними колыханиями, нелепостями и коллективным бессознательным.
Оба русские. О своей цыганской примеси мне рассуждать не с руки – я принадлежу к этой сомнительной нации лишь на одну шестнадцатую. Пра-пра-бабка, нижегородская крестьянка, якобы родила от какого-то проезжего цыгана по залёту, что добавило чернявости моим предкам по материнской линии, ну и мне отчасти. А ещё – босяцкой неприкаянности и лютого презрения к любым проявлениям истеблишмента.
Оба
