ее надо, что ли?
Приезжал ли к Кате кто-нибудь на родительский день? Может, у нее матери нет или мать – алкоголичка? Бросилась к Соньке, та говорит: приезжала мать, вроде, нормальная. Тогда что за дела такие?! А может, у нее мать вроде моей, не называет ее «солнышко» и «моя радость»? Так и я этим не отличаюсь, это у Соньки все «зайчики» и «птенчики».
Я понимала, что неправильно отреагировала на Катькин порыв. Сонька бы схватила девчонку в объятия, зацеловала бы, затискала, утешила, и та была бы счастлива. Но я так не умею. Я считала, что буду воспитывать своего ребенка в ласке, буду с ним нянькаться-тетешкаться, говорить нежные слова, чтобы у него не было комплексов, чтобы он знал, что его любят. То есть иначе, чем меня воспитывали. Но своего ребенка, а не чужого! И не сейчас, потому что сейчас мне с детьми тетешкаться нет охоты.
Катя избегала моего взгляда, а когда я на нее не смотрела, следила за мной несмелым взглядом. Эта неловкая ситуация не давала мне покоя, и я сказала Сандре, что не люблю детей, и что она об этом думает. Мне показалось, что признание как-то грубо получилось, так что я попыталась сгладить впечатление.
– То есть чужих не люблю, а своих… пока не знаю.
– Чушь, – сказала Сандра. – Ты считаешь, что хорошим людям непременно положено любить детей? Совсем не обязательно. Так что успокойся. А если ты хоть кого-нибудь или что-нибудь любишь, все путем. Ты кого-нибудь любишь? Кроме мамы, конечно…
И тут меня прорвало. Я пела долгую и страстную песнь о своей несчастной любви к Филу. Было легко: Сандра меня не прерывала, она даже не смотрела в мою сторону, а продолжала писать таблички для «игры по станциям». Когда же я закончила, повернулась ко мне и сказала:
– Все это дохлый номер. Не понимаешь ты, что ли?
– Понимаю. Но что же мне делать?
– Вообще-то считается, что клин вышибают клином. Но тебе для начала надо приобрести хоть какой-то сексуальный опыт.
– По сравнению с Филом все уроды и слизняки безмозглые.
– О господи! С кем я говорю! При чем здесь Фил? Забудь о Филе! Твоя любовь похожа на чесотку, чем больше чешешь, тем больше чешется. И тебе это нравится. Тогда чешись и не жалуйся.
Сказала, как отрезала. Сандра была старше меня на семь лет, а опытом на все сто. Конечно, она говорила правильно, но я считала: пусть все случится само. А ничего не случалось.
Физрук лагеря, молодой накачанный парень, тоже из числа избранных, был сильный, красивый, и ему, это чувствовалось, энергию некуда было девать. Иногда по ночам он выпускал ее – носился вокруг лагеря и возвращается мокрый, остро пахнущий потом. Я сталкивалась с ним после того, как он гонял в футбол с мальчишками, и этот звериный, пряный запах вызывал у меня брезгливость и возбуждение.
Физрук ко мне постоянно подкатывал, говорил комплименты, намекал, зазывал к себе и предлагал погулять в лесу. То приобнимет, то прижмется, будто в шутку. Но я сохраняла верность фантому. А ведь физрук
