Звук, вырвавшийся из горла, соответствовал позе: «У-у!» А тут еще бесчувственные девицы покатились со смеху. Беззлобно, но и без всякого понимания – куда им. Лишь кондукторша, сердобольная, посочувствовала:
– Вот накормят говном каким детей в этих школах, а потом дивятся, что малохольные повырастали. Веселятся тут, козы. Чего ржать-то? Своих вон рожайте. Байстрюков.
«Байстрюков» – повторил про себя Антон новое слово и тут же его забыл, окрыленный облегчением, отмечая, как к нему возвращается счастье дышать, бремя думать и способность стоять выпрямившись.
«Это мне прилетело за то, что, не подумав, начал еще одну новую жизнь, – определил он источник возмездия. – Вот только что теперь с этим делать?» От такой задачи мозг мог в два счета свернуться, как ложка сливок в чашке чая с лимоном.
Антон буквально за день до этого схлопотал дома знатный нагоняй за эксперимент с чаем, сливками и лимоном. Зато теперь он наглядно, до мелочей представлял себе, что может произойти в его голове, если он не послушает голос разума, взывающий к осторожности.
– Жопа, а не пионер, – привычно высказалась бабушка, не распознавшая вовремя замысел внука. Прозвучало это, как прогноз погоды в Прибалтике – чуть отстраненно, но убедительно: «Надо ехать, самое время – море, сосны, дюны.» Так бы все и осталось, не призови бабушка на кухню родителей. Море вспенилось, сосны нагнулись, а дюны снесло. Наверное, все из-за того, что лимон был последним, «пайковым», и Антон его израсходовал весь, без остатка. «На науке экономить неправильно» – он сам слышал по радио эти безусловно важные слова, но чувствовал, что радио, когда речь идет о последнем лимоне, – вряд ли такой уж надежный союзник.
В самом деле, я вот тут что подумал. А если бы Менделеев на всем экономил, жадничал? Так бы и жили без водки, никчемные. Без армии, потому что нечем было бы солдатский дух укрепить, помянуть героев, родственников, друзей утешить, генералов усовестить. Без газет и журналов, потому что откуда им взяться без журналистов? Нет верующих – нет и религии. И вообще остались бы мы без таблицы. Как следствие, ремонты кабинетов химии в школах существенно возросли бы в цене, потому как пришлось бы белить замызганные участки стен, прикрытые нынче масштабным детищем гения Дмитрия нашего Ивановича.
А Антон же подумал вскользь о бабуле: «Такие мелочные все становятся к старости!» Без неприязни, без обиды даже, просто подумал. Откуда ему, малолетке, было прознать, что редко у стариков по-другому бывает: крупное-то по жизни давно разменяно и разложено по заветным шкатулкам, расставлено в парадных рамках по трюмо и комодам – золотое, бумажное, черно-белое, цветное – какая разница.
Чай – не человек, чай, ему хорошо
«Чай – не человек, чай, ему хорошо», – безграмотно, но с непонятым им самим небрежным изяществом Антон позавидовал испорченному напитку. – Его вылили в раковину – и с концами, а мне с испорченным мозгом – жизнь жить, куда его выльешь?»
Таков
