она никому не подавала и малейшей надежды. Мать иногда уговаривала её выбрать себе друга; Марья Гавриловна качала головой и задумывалась. Владимир уже не существовал: он умер в Москве, накануне вступления французов. В память о нем она берегла книги, им некогда прочитанные, его рисунки, ноты и стихи, им переписанные для неё.
Между тем война со славою была кончена. Русские полки возвращались из-за границы. Солдаты весело разговаривали между собою, вмешивая поминутно в речь немецкие и французские слова.
В это время Марья Гавриловна жила с матерью в *** губернии и не видала, как обе столицы праздновали возвращение войск. Но в уездах и деревнях общий восторг, может быть, был еще сильнее.
Марья Гавриловна по-прежнему окружена была кавалерами. Но все должны были отступить, когда явился раненый гусарский полковник Бурмин. Ему было около двадцати шести лет. Он приехал в отпуск в свои поместья, находившиеся по соседству деревни Марьи Гавриловны. Марья Гавриловна очень его отличала. При нём обыкновенная задумчивость её оживлялась.
Бурмин был в самом деле очень милый молодой человек. Поведение его с Марьей Гавриловной было просто и свободно. Он казался нрава тихого и скромного, но молва уверяла, что некогда был он ужасным повесою.
Но более всего молчание молодого гусара подстрекало её любопытство и воображение. Она не могла не чувствовать то, что она очень ему нравилась; вероятно, и он мог уже заметить, что она отличала его: каким же образом до сих пор не видала она его у своих ног и еще не слыхала его признания? Что удерживало его? Это было для неё загадкою. Подумав хорошенько, она решила, что робость была единственной тому причиною, и решила ободрить его большим вниманием и даже нежностью. Она с нетерпением ожидала минуты романического объяснения. Бурмин впал в такую задумчивость, и чёрные глаза его с таким огнем останавливались на Марье Гавриловне, что решительная минута, казалось, была уже близка. Соседи говорили о свадьбе, как о деле уже решенном, а добрая Прасковья Петровна радовалась, что дочь её, наконец, нашла себе достойного жениха.
Старушка сидела однажды одна в гостиной, как Бурмин вошел в комнату и осведомился о Марье Гавриловне. "Она в саду, – отвечала старушка, – подите к ней, а я вас буду здесь ожидать". Бурмин пошёл, а старушка перекрестилась и подумала: авось дело сегодня же кончится!
Бурмин нашёл Марью Гавриловну у пруда. После первых вопросов Марья Гавриловна нарочно перестала поддерживать разговор, усиливая таким образом взаимное замешательство, от которого можно было избавиться разве только внезапным и решительным объяснением. Так и случилось: Бурмин объявил, что искал давно случая открыть ей свое сердце, и потребовал минуты внимания. Марья Гавриловна закрыла книгу и потупила глаза в знак согласия.
"Я вас люблю, – сказал Бурмин, – я вас люблю страстно…" (Марья Гавриловна покраснела и наклонила голову еще ниже.) "Я поступил неосторожно, предаваясь милой привычке, привычке видеть и слышать вас ежедневно… Теперь уже поздно противиться
