ванной комнаты.
По пути подняла шпильку, положив ее к остальным. Ловко заплетя волосы в нетугую косу, закрепила широкой лентой. Расстегнула пуговицы платья.
– Принесешь халат и можешь отдыхать, – поднялась я с пуфа. Стянула ткань с одного плеча.
Матушка говорила, что я – красива. Трудно судить, когда о самой себе, но то, что не дурна – точно, раз слыла среди завидных невест.
Да и на приданное отец не поскупился, словно доказывал, что род Красиных еще ой-ей-ей.
А кому нужно было доказывать?
Платье упало на пол с легким шелестом, легло, словно раскрывшийся бутон.
– Я приготовила халат, госпожа, – вновь прошмыгнула мимо Зоя. – Вам помочь? – приняв мою растерянность за неспособность справиться, вернулась она ко мне.
– Нет, – переступив через ворох ткани, направилась я в ванную комнату.
Избавиться от нижней рубашки и бюстье я точно могла и сама.
– Эвелин?
Георгий не пропустил открытой двери в мои покои, заглянул узнать, почему не сплю.
А что я могла сказать ему? Что слушала, как бьют часы, отбирая от его и моей жизни? Что думала, разглядывая кулон, который когда-то подарил другой мужчина, пытаясь понять, через какую грань переступила, горюя об одном и замирая от желания видеть другого?
Что осознала вдруг, как зыбко и это счастье, которое я и за счастье-то не всегда считала?
Нет! Ни о чем из этого я сказать ему не могла! Не имела права, назвав своим мужем и поклявшись, что пройду до конца предназначенный нам с ним путь.
– Прости, – выпутавшись из пледа, завернувшись в который сидела, поднялась я с кресла, – но я не могла лечь, не дождавшись тебя. Устал? Голоден? – не дав вставить ни слова, продолжила, подходя ближе. – Мама Лиза оставила для тебя…
– Эва… – остановил он меня. Еще мгновение назад взгляд был опустошенным от усталости, теперь же в нем виделась ненасытная жажда, объяснить которую – слова не нужны.
– Да? – непонимающе отступила я назад.
Смерть и жизнь!
Эндрю просил, чтобы я была счастлива. Я не выполнила его просьбу, пока был жив, но в память о нем…
Так было неправильно! В память об Эндрю оставалось прошлое, которое навсегда со мной. Сейчас же было настоящее, принадлежавшее лишь мне и Георгию.
Он не сделал ни шага, просто протянул руку, провел пальцами по лицу. Обвел по контуру, осторожно тронул брови, коснулся лба, на миг плотно прижал ладонь к щеке, словно согревая, спустился на шею.
Едва ли уже не забытое чувство, в котором сдерживаемая страсть становится безграничной нежностью.
Никто, кроме меня, не знал его таким.
Никто, кроме меня.
Я отступила еще. Медленно, не разрывая касания, заставляя тянуться за собой.
Взгляд Георгия полыхнул, но улыбка, тронувшая губы, была мягкой, с толикой лукавства.
Я предложила игру – он ее принял.
Щелкнув пальцами, погасила светильник,
