и должен мне за информацию о сыне.
– Хорош пялиться, – проворчал мужик, отбирая блюдо. – Красавица, никуда не деться. Была бы пострашнее, то не яблоки собирала, а поросям хвосты крутила в хлеву. Сымай рубаху, живо! Увидят кровь – тебе смерть за колдовство, а мне плетей за недогляд.
Кажется, местное законодательство не слишком-то напрягалось, изобретая наказания. Плети, плети, смерть, плети, плети. А если вспомнить, что плетьми можно забить насмерть, то выбора вообще не было. Так, Оксаночка, пора шевелить мозгами. Эх, отчаянно не хватало смартфона с выходом в интернет и статьями Википедии о мире. Политику, культуру и местные обычаи придётся узнавать из обрывков разговоров, а вопросы нужно задавать очень аккуратно. Лучше всего прикидываться дурочкой на каждом шагу. Зря я, что ли, стала симпатичной блондинкой? Нужно пользоваться. Главное – палку не перегнуть и не ляпнуть что-то вроде: «И всё-таки она вертится». А то местные живо на костер отправят за знания, несоответствующие эпохе. Блин, я уже про скайп смотрителю сказала и другой сборщице своё настоящее имя назвала! Гадство. Всё! «Рот на замок, язык узелком и не жужжать лишний раз!»
Пока смотритель раскладывал на полу стопки цветастых тряпок, вытащенных из сундука, я пыталась снять рубаху. Спустила лямки сарафана и скатала лиф на талию. Судя по разной длине стежков, шили сарафан вручную. Ткань на ощупь казалась грубее хлопка, а на лямках красовалась настоящая вышивка гладью. Изнанка, правда, безобразная. Будто школьница на уроках труда упражнялась. Жаль, я не историк моды и не могу по фасону определить эпоху. Вдруг меня забросило в прошлое, а не в параллельный мир? Да и вообще. Я сейчас на каждом шагу буду жалеть, что почти ничего не помню из школьной программы. А институтские знания по системам телевизионного вещания и принципам цифровой обработки сигнала тут совершенно точно не пригодятся. Нужно было в медицинский поступать, сейчас прослыла бы гениальным доктором, но нет. Лёгкой прогулки по миру я не дождусь.
– Вот, – протянул мне белый ком ткани бородатый мужик. – От жены осталось. Такая же тощая была, как ты. Рубашка впору придётся.
– Спасибо, – вымучила я из себя улыбку и спросила: – А она не обидится?
Если я права в ощущениях, и это лютое средневековье, то каждая вещь здесь на вес золота. На распродаже в гипермаркете не купишь. Будь у меня две-три рубашки на всю жизнь – дорожила бы каждой.
– Пошто ей обижаться, коли мертва она? – сказал смотритель. – Горячка её прошлым летом забрала.
– Прости, я не знала.
– Отгоревал уже, – отмахнулся он. – Пустое.
Едва обрадовался за сына, как снова упал духом. Жену вспомнил. Я подумала о своей семье и тоже приуныла. Мучитель хотя бы с сыном остался, у меня же теперь никого нет. Ни отца, ни матери, ни друзей. Вернуться захотелось так, что в груди жгло. Плевать, если дома мёртвой объявят или пропавшей без вести. Документы восстановить можно. Долго будет и муторно, но я на всё согласна. Лишь бы выбраться отсюда.
Рубашка
