дорогого стоит.
И когда разразился скандал с этой голландской брошюрой… Впрочем, пожалуй, я прерву свой комментарий. И прошу прощения за каламбур, без комментариев. Замечу только, что прежде чем к государю идти, совет ему давать, как с этой предерзкой брошюрой поступить, граф Большов долгий ночной разговор с Павлом Петровичем имел. О многом они переговорили и многое надумали. Но, как говорится, утро вечера мудренее!
Граф Большов шел сквозь придворную толпу в кабинет государя и сдержанно улыбался вопрошающим взглядам. А вопрошать было что. В смятение привела сия брошюрка Петербург. Все о ней только и говорили опасливо и осторожно в ожидании, что скажет о ней государь, какое примет решение. И опасения были резонные. Молод и горяч был наш император Николай Павлович. И слух прошел даже, что уже высочайший приказ отдан гвардии готовиться к походу! И одна надежда была на графа, на его мудрость. Граф не любил военных походов.
– Мефодий Кириллович, – бесцеремонно преградил ему дорогу Павел Петрович, – не забудьте, о чем мы с вами договорились. – И тихо шепнул ему на ухо: – Мне соловецкую комиссию, вам – заграничную. Не перепутайте.
– Помилуйте, князь, как я могу перепутать? – любезно возразил граф. – Долг платежом красен. Не забуду. – И, ловко обойдя князя, скрылся за дверью царского кабинета.
И предстал перед государем нашим императором Николаем I.
– Что, граф, – спросил государь Мефодия Кирилловича, – прикажете мне делать с этим? – И государь гневно швырнул на стол сию мерзкую голландскую брошюру. – Читали?
Разумеется, граф ее читал – и ответил тотчас, без раздумий:
– Читал… превесело! – Взял брошу со стола, подошел к жарко пылающему камину (лето в Петербурге в тот год выдалось холодным), бросил ее в огонь и, глядя, как она споро загорелась, заговорил тихо, раздумчиво, мудро: – Ваше величество, не мне вам советовать, но раз вы меня просите, то я бы, по нашему обыкновению, учредил две комиссии. Первая – пусть выяснит у Ван Гротена все обстоятельства публикации сего «трактата». Не верю я, что рукопись прислана была ему из России соловецким монахом. Наши монахи по-французски не разумеют, а старец Симеон, сами знаете! – многозначительно возвысил голос граф и не стал говорить, что знал государь император о старце. – Меня другое занимает, ваше величество, – тревожно продолжил он. – Что если это французский перевод «Истории» покойного князя Николая Андреевича Ростова?.. И недруги наши у французского императора его выкрали, чтобы вас с ним поссорить! – Мысли, что сам Наполеон передал сей перевод сей глумливой по дерзости «Истории» Ван Гротену, Мефодий Кириллович не допускал, хотя чем черт ни шутит?! И граф взглядом дал понять государю, что это возможно, но до выяснения всех обстоятельств он не смеет даже намекать о столь кощунственно-опрометчивом поступке французского императора.
Лицо государя просияло. Дело было ясное и потому простое: сия брошюра
