на своем месте, и никто ничего не заметит.
Все эти уловки были Валерию хорошо знакомы – американцы здорово натаскали его различать слежку, пусть даже не всегда умышленно. Время от времени кто-нибудь, совершенно не связанный со шпионажем, пытался установить «жучки» в его лаборатории и даже у него дома. Дормов всегда это замечал, потому что гости представлялись работниками госорганизаций, о которых он никогда не слышал. В таких случаях он отказывался продолжать работу, пока его лабораторию не почистят – всю лабораторию, включая туалетные комнаты. Все, кого интересовало, чем занимался он и его помощники, могли просмотреть записи с «жучков», установленных совершенно официально.
Дормов решил вернуться на родину не из-за слежки. Он чертовски хорошо понимал, что в Москве за ним будут следить еще пристальнее – Советский Союз канул в Лету, но старые привычки живучи. Российские власти в отличие от американцев вели наблюдение без угрызений совести. В России само собой подразумевалось, что за тобой кто-то где-то следит. В США же много говорят о «прайваси» и праве на защиту личной жизни от поползновений государства, из-за этого прослушивающие устройства приходится делать миниатюрнее и лучше их прятать.
После 11 сентября 2001 года средний американский гражданин окончательно запутался в конфликте между личной «прайваси» и национальной безопасностью. Нельзя сказать, что американские госорганы раньше не пользовались прослушками, «жучками» и не совали свой нос в личные дела лиц, которых считали угрозой национальной безопасности. Разведслужбы любили пользоваться расплывчатым термином «национальная безопасность» как предлогом, чтобы не объяснять свои действия или вообще в них не признаваться.
И все-таки государственная слежка – это одно, а то, о чем его недавно попросили, – совершенно другое, на такое он не мог пойти. Дормов никогда не был сторонником коммунизма советского образца, однако и капитализм, если ему дать волю, был не лучше, а, возможно, много хуже. Его всегда преследовало чувство, что рано или поздно наступит предел, и тогда придется навсегда покинуть Запад. В конце концов, он понял, что американцы не отпустят его на пенсию – он слишком много знал и представлял собой угрозу для их национальной безопасности. Настало время срочно уносить ноги и возвращаться на родину.
Россия, конечно, не утопия вроде «Города Солнца», и Валерий не питал иллюзий насчет того, почему там обрадовались его возвращению, – доступ к спрятанным в его голове знаниям для них блестящая победа. Вдобавок, это разозлит американцев. Ничего личного, по крайней мере, большую чашку приличной солянки ему дадут. И кувшин кваса – настоящего, а не подслащенную водичку в бутылках, какую продают в американских магазинах деликатесов.
Дормов посмотрел из окна на плавные линии арочной крыши. От облика Льежского вокзала захватывало дух. Увидев его в первый раз, Валерий подумал, что перед ним гигантская белая волна, которая каким-то чудом застыла на месте, волна с желобками.
