воспитательницей в детский сад. Через несколько месяцев ей предложили должность директора. Вот и моя болезнь стала для сестры не катастрофой, а программой действий. Она оставила дом, хозяйство, семью, мужа, животных и не отходила от меня с первого до последнего дня лечения. Приезжали и уезжали дети, появлялись родственники, приходили и помогали друзья. Оля была рядом всегда, занимаясь мной ежесекундно. Никакие слова благодарности не смогут выразить отношение к сестре: она была частью меня. И это не закончилось. Сестра моя – жизнь.
Свою младшую дочь Сашу я очень люблю. Саша – во многом непредсказуемый и необъяснимый человек. Может обидеться на что-то, не стоящее внимания, а может быть счастлива от малозначительных комплиментов в адрес своего поста в фейсбуке или испеченной шарлотки. Поэтому наши отношения – неровные. Как только Саша узнала о предстоящей операции и ее неопределенном исходе, она остановила все свои занятия, работу, обязательства и прилетела в Израиль. Пока лечение не вошло в относительно понятное русло и Саша не убедилась, что моей жизни уже ничто не угрожает, она оставалась рядом. Как ни странно, болезнь привела наши отношения к новому качеству: мы стали гораздо ближе. И, пожалуй, стали лучше друг друга понимать.
Доктор Моерер был моим координатором. Мы встретились в первый раз совершенно формально. Состоялся деловой разговор, обсуждали, что сколько стоит. Доктор Моерер предложил подумать о получении израильского гражданства, что позволило бы оформить страховку. Он старался оптимизировать мои расходы. Я решил остаться гражданином России, а в Израиль приезжать лечиться и работать. Вскоре формальные отношения переродились в абсолютно неформальные. Он рассказывал о своей жизни в СССР, в Саратове, о том, как заработал первые деньги в 14 лет, как лечил детей. Мы обсуждали собственных детей и их проблемы. И через короткое время уже я стал его успокаивать и давать советы.
Илья приносил еду из дома, хотя в больнице прекрасно кормили. Тем не менее, его жена передавала какие-то специальные шабатные блюда. Сам он готовил наш русский борщ. Мечтательно говорил о картошечке с селедочкой и винегрете. И я ел то, что он приносил, потому что на больничную еду аппетита не было. В результате мы подружились. Последнюю операцию и Моерер, и Грайф сделали без гонорара. Когда я вернулся в Москву, общени продолжилось. Недавно Илья прилетал ко мне в гости – и мы выпивали и закусывали.
Продюсер, который много раз возил «Школу современной пьесы» на гастроли. Мы общались только по делу. И вдруг он приехал в больницу, и я почувствовал, что это мой ближайший родственник. Не проходило дня, чтобы он не приезжал и не привозил вкусную и правильную еду. Соки, фрукты, овощи – в жизни столько полезного не употреблял. После операции и выхода из комы к любой еде возникало отвращение. И тогда Марк сказал: завтра привезу тебе лучшее еврейское лекарство. И привез горячий бульон, который я выпил залпом. Там было около тридцати видов трав и корешков. Аппетит вернулся.
И вот теперь я вышел
