style="font-size:15px;"> Улита усмехнулась, но усмехнулась невесело.
– Чужой эйдос? Хочешь попробовать? Валяй! Тебе какой?
Она шагнула к столу. Мошкин тревожно попятился.
– Не надо. Я просто хотел понять, да?
Улита остановилась и осторожно развернула одну из отнятых у суккубов бумажек. На ладони у нее отрешенно засияла крошечная песчинка.
– А что будет, если ты переставишь себе чужую голову с чужими мозгами? Это будешь ты или не ты? Нет, с эйдосами эта штука не проходит. Эйдос – самое могучее, самое благородное и… одновременно самое ранимое из всего, что существует во Вселенной. Он не боится холода звезд и пламени Тартара, но может погаснуть от простого равнодушия или копеечной измены. Не потому ли так просто продать его или заложить? Нет, как бы ни был хорош этот эйдос, мне он не подойдет.
Эйдос на ладони у ведьмы вспыхнул с щемящей тоской. Улита завернула его в клочок газеты.
– И всего-то программа телевидения! Как все в этом мире забавно: великое граничит с жалким и банальным, – сказала она, разглядывая газету.
По лестнице кто-то с грохотом скатился. Это оказался Чимоданов, красный и взъерошенный, как воробей, улетевший со стола чучельника. Ната удивленно подняла брови.
– Ложись! – завопил Чимоданов.
– Куда ложись? Что за пошлости? – не поняла Улита.
Ее как всегда подвела чрезмерная стереотипность мышления.
Чимоданов безнадежно округлил глаза и бросился на пол. Умная Даф успела последовать его примеру. Улита и Ната замешкались, и в следующую секунду стали свидетелями зрелища редкого и запоминающегося. Огромный стол, который в обычном состоянии едва отрывали от пола четыре матерых комиссионера-носильщика, вдруг поднялся в воздух, пронесся между ними и вдребезги разбился о мраморную колонну. Вокруг стола в суетном смерче мелькали портреты бонз, доспехи, кресла.
На лицах Наты и Улиты медленно и постепенно, точно на фотобумаге, проступило недоумение. Даф торопливо вскинула к губам флейту. И тут, возмутительно запоздав, в приемную ворвался звук взрыва. Двойная дверь, ведущая на лестницу, распахнулась в противоположную сторону. Правая створка повисла на петле. Левая – удержалась только за отсутствием места, куда упасть. С лестницы в буквальном смысле слизнуло четыре ступеньки.
Улита поднялась и, грозно-грузная, взбешенная, надвинулась на Чимоданова:
– Ты что это, а? Жить надоело? Ах ты, мелочь пузатая!
Петруччо стал резво отползать.
– Подчеркиваю: я же сказал «ложись»! И вообще, почему я? Чуть что, так я! – плаксиво крикнул он.
Со второго этажа спустился благополучно выживший Мефодий. За ворот он держал вырывающегося Зудуку.
Оказалось, когда Чимоданов отвлекся, Зудука вставил в ухо человечку, слепленному из пластиковой взрывчатки, детонатор, а к детонатору присобачил устройство для подрыва, состоящее из дешевых электронных часов и пальчиковой батарейки.
– Ревнючку устроил! Устранил конкурента! Единственного из последней партии,
