на авторитет и по своему невежеству вообще и по не знанию подробностей дела, часто происходившего в соседней деревне, а наконец и по неприязненным отношениям их к предводителю горцев, а иногда и ко всей стране, – то нельзя не признать в словах Шамиля хоть некоторой основательности. Таким образом, и в самой истории истребления Аварских ханов, составленной с крайнею добросовестностью, нельзя не заподозрить некоторых неверностей; во-первых потому, что автор ее ничего на себя не принимает и тем показывает, что источники, из которых, из которых он почерпнул сообщенные им сведения, не пользуются безусловной его доверностью; а во-вторых потому, что история эта написана со слов «одного Аварца», и именно, казначея Гамзат-бека, Маклача, который захватив казну, бывшую при Имаме в Хунзахе, скрылся и от Хунзахцев и от мюридов, которым он должен был передать вверенные его хранению деньги.
30-го декабря. В сегодняшнем разговоре с Шамилем, речь коснулась известного Кавказского проповедника Шеэх-Мансура. Шамиль передал мне о нем некоторые подробности, из которых между прочим явствует, как легковерны горцы и какие преувеличенные понятия о России, о Русских и вообще о вещах, не входивших в тесную сферу их жизни, получают они от своих соотечественников, побывавших в России, особливо если посещение их продолжалось короткое время. Также легко воспринимал и также твердо верил подобным вздорам и Шамиль, не смотря на большой запас ума и рассудительности, которыми он одарен от природы. Прочем, теперь он говорит, и как кажется довольно логично, что если бы горцы и он сам имели бы возможность входить в близкое соприкосновение с нами в прежнее время, то многого не было бы из того, что теперь обратилось в исторические факты. Он даже уверен, что если и в последующее время полудикие жители гор и лесов будут посещать Россию, то, ознакомившись с Русским народом и с Русской жизнью, они уже не поддадутся ни на какие красноречивые убеждения о пользе и необходимости истреблять христиан посредством газавата, или каким другим способом.
Излагаемые ниже подробности переданы Шамилю людьми, хорошо знавшими Шейх-Мансура; сам же он лично не мог его знать потому, что родился спустя 13 лет после его смерти. Некоторые из этих людей были действующими лицами в эпизоде, составляющем первую часть рассказа Шамиля.
Шейх-Мансур не был «ученым»; по словам Шамиля, он даже вовсе не знал грамоты; но в замен того он владел необыкновенным даром слова, который, при его мужественной, увлекательной наружности, имел неотразимое влияние на горцев, симпатизирующих всему, что резко бросается в глаза, или поражает слух.
Настоящее имя этого проповедника Ушурман; а том, которое сделало его известным на Кавказе, было не что иное, как прозвище, данное в честь его заслуг и достоинств: «Мансур» значит «счастливый в своих делах», «любимый Богом».
В период окончания первых волнений в Чечне, произведенных
